- Катерина мазохистка. А ты не мазохист.
- Но я ведь здесь, верно?
- Дерзкий. - Она провела ладонями от его ключиц до талии и обратно вверх. Она не задерживалась на каком-то конкретном месте. Она просто хотела познакомиться с его телом, с его кожей. В тот день на яхте она только наблюдала за ним обнаженным, наблюдала, как он ходит у борта яхты. Она не трогала. Теперь она хотела прикоснуться.
- Думаю, во мне должны быть некие мазохистские наклонности, чтобы присоединиться к иезуитам.
- Почему? - спросила она и стянула рубашку с его плеч, по рукам. У него была теплая кожа, гладкая, какая только может быть у двадцатилетнего парня.
- Я чувствовал призвание. Не могу этого объяснить.
- Хотел бы ты не чувствовать этого призвания? - спросила она, вытянув перед ним рубашку, а затем резко бросила ее на пол.
- Не часто, но иногда.
- Расскажи мне когда.
Она провела ладонями вверх и вниз по его рукам. У него были чудесные руки - прекрасные твердые бицепсы, четко очерченные даже в спокойном состоянии. Очаровательные вены от кистей до локтей. Она видела, как пульсирует пульс на правом запястье. Желание укусить эту трепещущую вену едва не поглотило ее.
- Когда я сижу в классе и меня заставляет учить то, что уже знаю, священник, который, скорее всего, не узнал бы Иисуса, подойди тот к нему и ударь по лицу деревянной палкой с гравировкой «Привет, я твой Господь и Спаситель» на трех языках.
- Когда еще? - спросила она, обойдя его и не отрывая руки от его тела ни на секунду. Она стояла позади и ласкала его спину кончиками пальцев. Его плоть ощетинилась под ее прикосновениями, но он не отодвинулся.
- Когда я вспоминаю, что у меня есть младшая сестра, которую едва знаю, - ответил он. - Я бы хотел присутствовать в ее жизни, но она в Нью-Йорке, а я здесь. Ее мать прислала мне рождественскую открытку, и Клэр написала на ней свое имя фиолетовым карандашом.
Магдалена различила улыбку в его голосе, удивление тому, как быстро растут дети, печаль от того, что Клэр растет так далеко от него.
- Безупречный... - выдохнула она и пощекотала его спину кончиками пальцев, начиная от верхушки его плеч, нежно опускаясь вниз к бедрам. – Ни рубцов. Ни синяков. Ни единой веснушки. Твоя плоть чистый холст.
- Соблазнительно, верно?
- Если бы ты позволил мне, я порола бы твою спину до тех пор, пока она бы не разошлась до сухожилий, до костей. - Магда возбудилась лишь от одной мысли об этом.
- Вы кого-нибудь пороли так жестко?
- Да, - ответила она.
Он присвистнул, потрясенный.
- Завидуешь? - спросила она.
- Я завидую вашему садизму, - ответил он. - И вашим добровольным жертвам.