Но его уже не слушали. Все вскочили, готовые разбежаться.
В дверях появился молодой атлет, сабля, украшенная кубачинскими мастерами, и маузер в деревянной кобуре висели на поясе. Да, это был Таймаз, но теперь он выглядел старше своих лет. На чисто выбритом лице — черные, как перья стрижа, усы; суровые складки между бровей; злой огонек в глазах…
— Ах, вот вы где, щенки, вскормленные ишачьим молоком! Что здесь происходит?
Никогда б не подумал, что это голос Таймаза — такой грубый, хриплый…
— Эй, Хамадар, тебя спрашиваю!
— Вот. Веселимся тут с почтенным семейством… — уже заискивающе вымолвил Хамадар.
— Ну-ка, подойди! Ближе, ближе! Вот так. Посмотри мне в глаза! Что, совесть мучает?
— Да, есть немного…
— Виноватым себя чувствуешь? Отвечай!
— Да, виноват, Таймаз.
— Мой приказ получил?
— Да.
— А почему не явился с отрядом к полустанку, где ждали тебя?
— Да вот твой тесть оказался таким гостеприимным…
Хамадар не договорил.
— Подлец! — И Таймаз с размаху ударил плетью по раскрасневшейся морде Хамадара; кровь брызнула из щеки. — Вон отсюда! Все вон! Там за свободу Дагестана кровь льется, а они отсиживаются в винных погребах…
Все выбежали из подвала.
Мы остались одни: моя растерянная, рано поседевшая бедная мама, которая, казалось, даже стала меньше ростом; отец, то ли потерявший сознание, то ли опьяневший от насильно влитого вина, безучастный, как бы отсутствующий, и я, будто оглушенный происшедшим.
Таймаз еще раз оглядел просторный погреб, заставленный винными бочками, и, словно только теперь увидев меня, холодно спросил:
— А ты откуда взялся?
— Приехал поглядеть, как твои бандиты издеваются над стариками.
— Не смей называть их бандитами!
— А ты поверишь, если назову святыми?! Может быть, скажешь, что не имеешь к ним отношения? Или извинишься за все передо мной?
— Нет, не скажу и не извинюсь. Но распущенности не потерплю, и Хамадар еще получит по заслугам! — Ловким движением Таймаз разрезал веревку, которой был опутан отец; затем перерезал кинжалом и путы на моих руках.
— За жизнь вашу не ручаюсь, — сказал он, — а потому советую уехать отсюда раз и навсегда.
— Не очень-то благородно с твоей стороны, зятек! — отозвалась мать. — А ведь я думала, что ты добрый человек… Тьфу на твою голову, изверг! Где моя дочь? Еще не убил?
— Успокойтесь, мать.
— Какая я тебе мать?! Где дочь, спрашиваю!
— Жива и здорова. И любит меня.
— Уж не она ли поручила расправиться с нами?!
— Успокойся, мама, — попросил я. — В самом деле, Таймаз: где моя сестра?
— Жива и здорова. Просила передать, что того же и вам желает… А тебе, Эльдар, должен сообщить: отныне нет княжеских поместий, они отданы тем, кто здесь работал…