– Сашенька!.. Как же ты можешь!..
Я увидела, что у мамы выступили настоящие слезы, не поддельные. Мама не умеет ничего изображать. Наверно, поэтому ее дети в школе и не приняли. Искренний и открытый учитель, беззащитный, доверчивый – это лакомая добыча даже для пятиклассников.
– Я иногда думаю… – тихо сказала мама, – иногда, не всегда… что… что тебя, Сашенька, все-таки подменили в роддоме.
– В смысле?!
– Что моего ребенка кто-то забрал, а ты – не моя дочь…
Тут уж задохнулась я. Маме – проще. Мама сядет и будет плакать. А что делать мне? Драться не будешь – объяснять кулаками то, что не понимают головой. Орать мне сейчас не хотелось. Глядя на плачущую маму и медитирующего на нашем низком широком подоконнике Робеспьера, я села напротив мамы и тоже заплакала. Мама подняла на меня растерянные глаза.
– Ты что?
– А ты – что?! Ты вообще, что ли?
– Просто ты… жестокая… А мне всех жалко.
– Я на Сергея Веленина похожа, мама, которого ты выбрала мне в биологические отцы. Разве нет? Жестокая, наглая, острая на язык…
Слезы у меня высохли мгновенно, но на душе полегчало.
– Да, – прошептала мама и обернулась на Робеспьера. – Ты ведь тоже так считаешь?
– Не очеловечивай животных, мам, а то это приводит к плохим последствиям, как у Нелли Егоровны.
– Она, кстати, мне звонила, – пробормотала мама. – Ой, как же я забыла… Она просила тебя срочно прийти. Беги.
Я отмахнулась.
– То есть как, Сашенька? – возмутилась мама. – Тебя просили помочь.
– Мам. Я больше к этой полоумной не пойду.
– Нет, нет… – Мама встала и попыталась оторвать меня от стула. – Вот ты какая тяжелая! – Мама тихонько засмеялась. – Вырастила я тебя на свою голову.
– Вот уж действительно. А когда я еще в погонах по дому ходить буду…
– В погонах? – испугалась мама. – Ты дома тоже в погонах ходить будешь?
– Конечно, – прищурилась я. – Есть же специальная форма, домашняя, ты не знала? Пижама с погонами.
Мама покачала головой.
– Я поняла. Ты считаешь, что у меня куриные мозги. И Сережа всегда так считал.
Вот, уже что-то проясняется. Так, по капелькам, я, может, и соберу историю. Я должна знать, почему расстались мои замечательные родители. Ведь они на самом деле замечательные, оба. И анархист папа, и альтруистка мама.
Раздалась из телефона латинская музыка, и бесстрастная Сири произнесла со скрытой усмешкой: «Нелли Егоровна… коровья морда… пистолет…»
– Передай, пожалуйста, ей, что она может застрелиться из этого пистолета, – попросила я Сири.
– Не разговаривай с телефоном, Сашенька. – Мама подняла на меня заплаканные глаза. – А то мне страшно становится. Как будто мы все сошли с ума.