Увидев, как задрожали мамины губы – от моей грубости, – я добавила:
– Или на ручки их возьми. И занеси по одному. Учти – вот тот, что в штанах, любит кусать за руки у локтя. У него такой фирменный укус. Ужасно долго не заживает. Что делать с котом Робеспьером? Куда его запереть?
Мама, почувствовав мой необычный тон, пристально посмотрела на меня и кивнула на мою комнату:
– Вон туда.
Я услышала, как звонит телефон и Сири сдержанно говорит (как она умудряется говорить разными голосами, то ехидно, то совершенно официально?): «Белая обезьяна со сложенными лапами…»
– Да, папа…
– Вот я подумал, – с ходу сказал папа, – если ты мне нормально, по-человечески ответишь, я с тобой помирюсь. А раз ты так, то имей в виду: мне надо от тебя отдохнуть и вообще собраться с мыслями! Так что пока мне не звони!
Плакать, плакать… Прекрасное изобретение эволюции… А я и плакать не умею… Или умею, но почему-то редко плачу… Отчего сейчас плакать? Все живы, все даже здоровы, у меня теплый дом и своя комната, у меня очень хорошая мама, которая не уверена, что я ее дочь, но она же не выгоняет меня на улицу, кормит, даже иногда мне кажется, что она меня любит… У меня хороший папа – не все папы, живущие отдельно, так заботятся о своих детях, так часто приходят к почти уже выросшим детям – регулярно, раз-два в месяц, иногда с подарками, иногда с влюбленными в меня сыночками (Джонни влюблен, это точно, вчера только ночью писал пиктограммами – человечек с сильным бицепсом, сердечко, знак вопроса, книжка, футбольный мяч, сердечко, смайлик хохочущий, еще смайлик, но подмигивающий – расшифровывай как хочешь)… О чем плакать? О глупой несправедливости, о том, что просто некому сейчас рассказать о ней…
Я взяла Робеспьера, который ненавидит, когда его берут на руки, но сейчас совершенно не сопротивлялся, и пошла в свою комнату. Удивительно устроен человек. Если нет больших бед, он убивается из-за малого. А я не буду убиваться. Ну не любят меня мама и папа – и что с того? Либо они правы, и я на самом деле плохая и черствая. Буду думать об этом. Поговорю с Робеспьером. Мама же мне все время советует с ним говорить по душам.
Я услышала лай, звон разбитого стекла, стук, цокот лапок по полу… Тупые моськи побежали по квартире, заскреблись в дверь. Робеспьер, забравшийся в самый дальний угол, посмотрел на меня с вопросом.
– Попытаюсь тебе объяснить, – сказала я. – Мне так велела моя мама. Она живет на свете в три раза дольше, ей виднее, хотя ее все обманывают, и она меньше меня ростом. У нас теперь живут две собаки. Очень тупые, вредные и избалованные. Наша с тобой задача – не взвыть и не начать бросаться на стенку от нашего бесправия и несправедливости. С тебя толку никакого, ты сам по себе, значит, я буду думать, что мне с этим делать.