— Ты откуда тут? — шагнул к ней мужчина, убирая оружие в ножны. — Как звать-то?
Она сгребла руками пыльные шкурки, прижала их к себе и тихо-тихо ответила:
— Светла… Светла звать. Я тут давно живу, ой, как давно…
Фебр наклонился к ней и, взяв за плечи, осторожно поднял. Девушка отводила глаза, избегая на него смотреть.
С виду ей было лет двадцать. Пригожая. Волосищи вились крупными кудрями, да только не убраны, как положено, в косу, а заплетены-переплетены нитками, веревками, кожаными ремешками, отчего вид у несчастной делался совсем неладный.
— Ты откуда тут? — снова спросил ее ратоборец.
— Не помню… Ты меня не трогай, родненький, — заплакала вдруг найдёна. — Не трогай, Хранителей ради. От тебя страданием пахнет, и смерть за спиной стоит: крылья простерла, в душу смотрит. Страшно мне!
Колдун и воин переглянулись.
— А ну-ка, — сказал наузник, — идем со мной.
И, взяв блаженную за руку, повел ее прочь.
В лесу было тихо, тепло и безветренно.
— Полян, она — Ходящая? — спросил вышедший следом Фебр.
Полян осматривал девушку, поворачивая ее за подбородок то так, то эдак, заглядывал в глаза.
— Нет. Видать возле деревни какой-то скрали. Сожрать, поди, хотели.
Его собеседника не особо убедили эти слова, поэтому он подошел и беззастенчиво раздвинул губы дурочки указательным пальцем — пощупал клыки, посмотрел внимательно зубы, покрутил девчонку, ощупывая спину, плечи, затылок.
— И впрямь не волчица, — задумчиво сказал ратоборец. — Видать рассудком тронулась. Ты откуда, горе? Хоть помнишь — из рода какого?
Она покачала головой, не поднимая глаз.
— Чего с ней теперь делать-то? — и Фебр крикнул в сторону. — Орд!
— Да здесь я, — послышалось из-за деревьев. — Чего орешь, волколак что ли подрал?
— Нет. Гляди, какую пригожую сыскали, — и воин указал на застенчиво перебирающую складки рубахи находку.
Названный Ордом подошел, положил девушке на голову теплую ладонь и сказал:
— Скаженная. Видать, зачаровали, а она рассудком поплыла. В Цитадель везти надо. Не тут же бросать. Родню теперь и не сыщем.
— Верно, — кивнул Полян. — В окрестностях бабы не пропадали. А у ней, по летам судя, дети уж должны быть. Годков-то тебе сколько, краса ненаглядная, а?
Светла подняла на него глаза — темно-карие, но с дольками пронзительной синевы, пролегшими от зрачка.
— А не помню я, милый человек. Иной раз и вспомню, а потом снова не помню, — она виновато развела руками. — Да ты не кручинься. И ты тоже!
Блаженная повернулась в Орду, старательно не замечая стоящего между этими двумя Фебра:
— На вот, гляди, что у меня есть, — и девушка протянула целителю сосновую шишку. — Смотри, красивая какая.