От этих мыслей Лесане захотелось бегом убежать в чащу. Лучше уж прыгать с кочки на кочку под дождем, чем обо всем этом думать. И тошно так… Девушка села, нарочно громко шурша одеялом. Думала, Дарина не захочет, чтобы гостья видела, как она перебирает волосы креффа. Но женщина обернулась, не отнимая руки от пепельного затылка, и улыбнулась:
— Ты что так рано поднялась? — я только-только кашу поставила.
— Я подожду, — негромко ответила Лесана, все еще не понимая простой мудрости Дарины, не догадываясь, что она — из тех редкостных женщин, которые не стыдятся сделанного однажды выбора.
Она любила Клесха, ни от кого не скрываясь. Да, между ними не совершали свадебрного обряда, но он был ей мужем, данным Хранителями, и эту правоту не смогли бы поколебать ни досужие деревенские кумушки, ни даже семь сотен сплетников и злоречивцев. Но всего этого Лесана еще не ведала. Оттого пока и казалась ей Дарина… обыкновенной, заслуживающей сострадания.
Клёна, услышав негромкий разговор, нарушивший тишину избы, тут же проснулась.
— Мы по ягоды-то пойдем? — спросила она, убирая со лба выбившиеся из косы прядки.
— Пойдем.
Они собирали спелую крупную клюкву в берестяные туески и почти не разговаривали. Молчали долго. Девочка нарушила тишину первой:
— Ты любишь Клесха? — она спросила это так внезапно, что Лесана опешила.
— Люблю?
— Да. Ты его любишь?
Выученица Цитадели прислушалась к себе. Нет. Не любит. И никогда не любила. По первости восхищалась, благоговела и впрямь, будто бы хотела назваться его. Но… с той поры столько воды утекло. Она его не любила. Но и чужим не считала. Крефф — себе на уме. Такого любить — все сердце надорвешь.
— Он мой наставник, — спокойно ответила Лесана.
Но Клёна не унялась, отставила в сторону туесок и с жаром заговорила:
— Нет, скажи, вот вообще — любишь? Хоть как-то? Как брата, как отца?
Девушка снова помолчала. Как брата? Как отца?
— Нет. Не знаю. Я его давно не видела, с осени и, когда уезжал, не сильно тосковала… другого лиха хватало.
Девочка сверкнула черными глазищами и быстро-быстро заговорила:
— Вот скажи мне, за что такого любить? Мама говорит, мол, вырастешь — поймешь. А я и нынче знаю, что не пойму! Он приезжает, когда хочет, несколько дней побудет и был таков! А она ждет! Когда долго нет, все глаза на дорогу проглядит. Вот зачем он нужен? Жили без него и еще бы прожили! — в голосе падчерицы звенел гнев, видимо, побеседовать о Клесхе ей было не с кем, матери подобные мысли она высказывать не могла, Эльхе — тем более, а уж с подружками, если таковые и были — вовсе стыдно было делиться.