Поблагодарив личный состав и еще раз крепко пожав руку Лебеденко, Ковтунов направился к машине. Ему еще нужно было в первый дивизион проверить, как пристреляны просматриваемые участки на стороне противника, быстро ли осуществляется вызов огня по запланированным целям. Его тянуло туда еще и потому, что это был его дивизион, которым он совсем недавно командовал. И не потому ли он уделял ему больше внимания, что хотел видеть свой бывший дивизион лучшим?
Три недели тому назад, когда дивизия прибыла на Курскую дугу, Ковтунова вызвал командующий артиллерией подполковник Николин.
— Вот что, — пристально глядя ему в глаза, сказал он, и Ковтунов почувствовал, что сейчас произойдет что-то очень важное. — Принимай-ка полк. Командир твой снова ложится в госпиталь. Доконает его этот ревматизм.
Доверие льстило Ковтунову и в то же время пугало: ведь полк — это три дивизиона, сотни людей. А главное — большие и сложные задачи. И кем командовать придется? Вчерашними товарищами. И хватит ли его запаса знаний?
— Ну, что молчите? — Николин был грубоват и прямолинеен. — Боитесь, что ли?
Ковтунов выложил ему свои сомнения.
— Обязаны справиться, вы же коммунист! А трудно будет — поможем.
И Ковтунов принял полк. Конечно, было нелегко. Если раньше он в основном управлял огнем батарей, то теперь должен был управлять, шутка сказать, тремя дивизионами; он больше сталкивался с тактикой, с основами организации общевойскового боя, сам вынужден был решать вопросы обеспечения флангов и стыков.
Постепенно Ковтунов осваивался со своим новым положением. Он много занимался, много работал с людьми. День ото дня рос его авторитет среди личного состава. Немало помог ему в этом и майор Михалев.
* * *
«Виллис» бойко бежал по дороге, и она клубилась сзади густой, серой пылью. Пока машина шла ровно, пыль, словно дымовая завеса, оставалась позади. Но стоило только шоферу чуть затормозить перед ухабами или на повороте, как высокая стена пыли моментально надвигалась на машину, окутывала ее непроницаемой пеленой, оседала на гимнастерку, фуражку, щедро припудривала потное лицо, забивала нос, рот, уши, глаза, противно скрипела на зубах.
В таких случаях Ковтунов недовольно морщился, осуждающе посматривая на шофера Камочкина. Погода стояла жаркая. Июльское солнце накалило землю, и она, горячая, как печь, дышала сухим зноем. По сторонам дороги тянулись поля, покрытые выжженной желто-бурой травой. Над землей струился и таял горячий воздух. И редкие льдисто-белые облачка в небе тоже, казалось, тают от жары, медленно расплываясь и исчезая.