— Вот тебе и наступление, — переведя дух, раздельно, по слогам, выговорил Прозоров.
Разрыв тяжело ухнул совсем рядом, обдав жаром и сладковатой едкой гарью. Потом сверху посыпалась земля, куски ее с глухим шмяканьем падали вокруг, барабанили по спинам пригнувшихся бойцов.
— Во-о-н, кажись, опять несет, — предупредил Прозоров, прислушиваясь к обрывающемуся свисту. Но как это часто бывает, снаряд, который, кажется, летит прямо на тебя, унесся дальше и разорвался в сотне метров от батареи.
Гул разрывов теперь доносился из тыла, оттуда, где сосредоточились основные силы советских войск. На батарею снаряды и мины залетали редко. То ли они оторвались от тех, что уносились дальше, в тыл, то ли были выпущены по этому безмолвному и безлюдному участку местности с целью прощупать: а нет ли там чего-нибудь скрытого и не выдаст ли оно себя?
Те снаряды и мины, которые разорвались в расположении батареи, не причинили вреда ни людям, ни орудиям. Они только слегка напугали, насторожили, заставили быть в напряженном ожидании.
Не уронив ни одной бомбы, прошли над батареей и прикрывавшим ее пехотным батальоном гитлеровские бомбардировщики. Черной тучей пронеслись они дальше в тыл и оттуда вскоре послышались приглушенные расстоянием тяжелые вздохи разрывов. Видно, хорошо замаскировались солдаты, выдвинутые по воле командования на этот ложный передний край.
Но вот все смолкло. Снова наступила гнетущая тишина. И опять она длилась недолго. Воздух опять наполнил зловещий свист снарядов, опять загрохотали, сотрясая землю, разрывы, послышался грозный, все нарастающий гул мощных моторов, в наступление пошли танки и самоходные орудия противника.
Раскрасневшийся, с раздувающимися ноздрями, от расчета к расчету стремительно шагал капитан Васильев.
— Сейчас… танки покажутся… на гребне высоты, — запыхавшись, сказал он Тогузову. — Это четыреста метров. Подпусти немного ближе и — чтобы каждый снаряд в цель! Как на полигоне…
Обращаясь к командиру орудия, он в то же время пристально всматривался в солдат, словно пытаясь разгадать, как будет вести себя в бою каждый из них. Артиллеристы тоже поглядывали на командира батареи. Но Васильев был, как всегда, спокоен, чисто выбрит, от него даже струился чуть уловимый запах одеколона.
Уже сделав было шаг, чтобы идти дальше, Васильев, поправив гимнастерку, коротко бросил Сахно, высунувшемуся из ячейки:
— В случае чего примете командование батареей, — и заспешил к следующему орудию.
Солнце показало из-за горизонта половину своего огромного приплюснутого диска, когда танки гитлеровцев, вздымая густые тучи пыли, окрашенные в кровавый цвет, вырвались на гребень.