— И почему же ты при маме не мог все рассказать?
— Потому что та фигура, которая ухмылялась из-за стекла… то долбаное ведьмообразное нечто, которого так боялся Ривза… Это была она.
— Кто?
— Ты понимаешь, о ком я.
Дон поднялся стремительней, чем позволяли его старые колени:
— Так, все, мне давно пора баиньки.
По пути в палатку он старательно избегал смотреть на сына.
Дон погрузился в сон моментально, едва его голова коснулась спальника. Перед его глазами развернулся сумрачный ландшафт скованной морозом тайги, окрашенный в тона сепии. Его астральное «я» на пугающей скорости неслось над зимней панорамой. Он летел на свет — к гигантскому костру, в котором жгли кости по древним племенным обычаям; раздавался треск, вверх тянулся столб едкого черного дыма и вздымались красные языки огня.
Обнаженная и стройная фигура Мишель в ее сорока- или пятидесятилетней инкарнации была прикована к камню, отшлифованному сначала руками примитивных народов, а затем вековыми усилиями ветров и дождей. То был дикарский алтарь безымянного темного бога. Мишель улыбалась Дону сквозь время и пространство, а у подножия камня плясали некие существа, закрывая лица капюшонами. Рядом высился дольмен — огромная конструкция из глыб, способная вместить великана. От дольмена шел ледяной холод космоса, гамма-излучение далеких звезд.
— Я люблю тебя, — голос Мишель был едва слышен, словно слабый радиосигнал. — Все мы любим тебя.
Ее лицо стало расползаться и растрескиваться. Дон вскрикнул — и видение исчезло.
Он лежал во тьме палатки, дрожа и обливаясь потом, не в силах снова заснуть. Долгие часы, остававшиеся до восхода, он провел, мечтая о свете дня и проклиная Курта за то, что тот внушил ему такие дурацкие идеи. Укрепил в тех мыслях, которые уже приходили тебе в голову, пробормотал более глубинный и менее приятный аспект его личности из того подвала, куда Дон обычно запирал все малоприятные грани своего «я».
3
На рассвете над отсыревшей землей поднялся густой туман и медленно поплыл по лесу вниз, пока не заполнил всю долину. Мужчины сели к костру, вскипятили кофе в чайнике со вмятиной на боку и позавтракали кукурузными хлопьями. Из рюкзака Хэнка Аргайл вытащил бутылку ирландского виски — он ничтоже сумняшеся нагрузил бедолагу, как вьючного осла, — и плеснул добрых поллитра в свой термос с кофе.
— Ничего себе! Вы что, весь свой бар сюда притащили? — бросил Курт, прикуривая.
Хэнк застонал, потирая бедра:
— О-о-о, ноги просто отваливаются.
Дон подумал, что, конечно, ракетбол и бадминтон в спортивном клубе не идут ни в какое сравнение с настоящим походом. Ему тоже хотелось поныть, но он подавил это желание и в угрюмом молчании принялся ковыряться в миске.