– Вы преувеличиваете. Не подскажете провинциалу, в чём тут дело? Мы решили взглянуть на окончание турнира, но очень удивились отсутствию должного количества публики.
– О! В этом вопросе я готов вас просветить. Видите ли, и в финале, и в бою за третье место встречаются исключительно представители Бритстана, и общество решило проигнорировать данные поединки.
– Благодарю за информацию, родовитый Фриц. С удовольствием бы поболтал с вами ещё, но вспомнил об одном неотложном деле, заставляющем меня вернуться в гостиницу.
– Очень жаль, первородный, что вы так рано покидаете это здание, – расплылся в понимающей улыбке граф.
Мы обменялись поклонами и улыбками, и я поспешил вытаскивать детей из цирка, пока не началось.
Поскольку тридцать первого августа был день рождения Марии, было решено, что в Ипр я уеду прямо из Берлина, для того чтобы успеть вернуться на приём по случаю этого события к субботе. Так что попрощавшись со всеми остальными, уезжавшими в воскресенье, я остался ночевать в гостинице, чтобы с утра отправиться порталом в Брюссель.
Я не захотел оставлять за собой в Берлине недосказанности и планировал, что ко мне подойдут вечером с разговором по поводу братьев Рад.
Расчёт оправдался. Только я устроился в углу ресторана отеля, намереваясь выпить немного разбавленного вина и настроившись на долгое ожидание, как ко мне подошёл официант с визиткой на подносе.
Так. Что у нас тут? Адвокат Юрген Штерн. И уже вслух, официанту:
– Зовите.
Адвокат оказался невысоким, но его фигура просто-таки кричала о многолетних физических упражнениях. Лицо больше подошло бы портовому грузчику, нежели адвокату. Однако раз послали именно его, внешность обманчива. Я внутренне насторожился. Адвокат меж тем присел и рассыпался в извинениях:
– Прошу великодушнейше меня простить, первородный, что отвлекаю вас, но поверьте, что меня заставили это сделать очень серьёзные обстоятельства.
Этот гад поломал весь запланированный мною сценарий! Я попросту не ожидал от него таких великосветских оборотов речи. Поэтому, уже будучи готов отправить этого адвоката восвояси, я вместо этого был вынужден выслушивать его и неожиданно… заслушался. Действительно, если бы слушателем адвоката Штерна был мальчик около одиннадцати лет от роду, то эта речь, вполне возможно, достигла бы своей цели – до чего она была грамотно построена! Подросток, несомненно, согласился бы с тем, что братья Рад поступают бесчестно, уклоняясь от возврата долга (про проценты он скромно забыл), и с тем, что их даже никто не собирается разорять – всего лишь отдать какую-то вещицу, которой к тому же сами они пользоваться не умеют и не могут. Повторяю, вполне возможно, что мальчик встал бы на сторону адвоката Штерна – но я-то не этот мальчик! Поэтому, придя в себя от первого шока и всё больше проникаясь речью адвоката, я прервал Юргена Штерна движением руки: