А затем запихнула обрывки в кувшин с кофе, бросилась на диван и разрыдалась.
IV.
Коммуникатор и кредитная карта ощущались в кармане брюк посторонней тяжестью. Мириам поймала себя на том, что рефлекторно поглаживает их, ощущая гладкую металлическую поверхность и выпуклости клавиш – будто проверяя, настоящие они, или только привиделись.
Город вокруг определенно мог только присниться.
Кар, отправленный Джорданом, высадил ее на краю площади Основания, у белой полосы, ограничивающей хайвей. Она еще некоторое время смотрела ему вслед, пока он не исчез среди других машин, разноцветных, точно сладости изобретательного кондитера, а потом просто наблюдала за их движением. Так много каров одновременно она видела разве что при штурме Хокса, но издалека, и раскраска у этих, маленьких, машинок, смотрелась куда ярче. Десятки их, или даже сотни заполняли хайвей, явно мешая друг другу – видимо, преследуя каждый свою цель, вовсе не как беженцы, или сплоченные отряды рейдеров. Огибая площадь, и взлетая по мосту, их ряды исчезали в плотной серебристой дымке, окутывающей город. Мириам не сразу поняла, зачем нужен мост без реки или канала. Но затем рассмотрела еще хайвеи, несколько, пересекающихся, и огибающих площадь снизу, между широко расставленными бетонными опорами.
Мост над потоками машин, как над реками.
Площадь за ее спиной словно дышала, привлекая внимание. Дымка расходилась перед огромными статуями, видимыми сбоку. Сквозь нее проступали фрагменты: подбородок фигуры с мечом, квадратный и тяжелый, изящные пальцы изваяния с джетом, женщины в доспехах, держащей летающую машину, будто не решаясь отдать, как собственного ребенка. Отсюда, сбоку, Мириам ясно видела, что это женщина – слишком явными были изящные изгибы фигуры, подчеркнутые доспехом. Открытие придавало паре статуй совершенно иной смысл, тем более, что смотрели они туда, откуда всего несколько часов назад явилась сама Мириам. На западные городские ворота.
Мужчина и женщина – воины, и, наверное, праймы, встречающие гостей короля.
Площадь у их ног, которую она не так давно видела сверху, с моста, жила собственной жизнью. Людей, гуляющих среди деревьев и бетонных колонн, кажется, стало больше за прошедшие часы, а у основания статуй поднялся, мерцая острыми алыми бликами, яркий шатер – вернее, его верхушка, похожая на обломок блестящего красного льда, разбросавшая в стороны тоненькие нити веревок. У ее основания бурлило движение, скрытое от Мириам частоколом ровно подстриженных кустов и деревьев – видимо, машины или рабочие приводили в порядок место для будущего циркового представления. Звуков не доносилось, они тонули в шуме хайвея, и музыке – мешанине мелодий, висящих над площадью, и, кажется, намертво вплетенных в дымку.