— Не бойтесь! — сказал Арагорн. Наступило молчание, более долгое, чем обычно, а Гэндальф и Гимли зашептались. Прочие столпились позади в беспокойном ожидании. — Не бойтесь! Я не раз путешествовал с ним, хотя никогда не бывало так темно, как сейчас, а в Ривенделле рассказывают и о более великих его деяниях, чем те, свидетелем которым я был. Гэндальф не заблудится – если тут есть дорога, он ее найдет. Он вопреки нашим страхам привел нас сюда и выведет отсюда, чего бы это ему ни стоило. В глухой ночи он найдет дорогу домой скорее, чем кошки королевы Берутиель.
Товариществу повезло с проводником. Не из чего было развести костер, не из чего изготовить факелы – отчаянное бегство к двери заставило их позабыть почти все необходимое. Но вовсе без света было не миновать беды: Мория изобиловала не только дорогами, из которых нужно было выбирать, но и дырами, и ямами, и темными колодцами, где гулким эхом отдавались шаги. В стенах и полу зияли щели и глубокие расселины, время от времени под самыми ногами разверзались пропасти. Самые большие были шириной не менее семи футов, и Пиппину приходилось подолгу собираться с духом, чтобы перепрыгнуть через очередной грозящий гибелью провал. Далеко внизу шумно бурлила вода, как будто там, в глубинах, вертелись мельничные колеса.
— Веревка! — пробормотал Сэм. — Я знал, что, если ее не взять, она нам понадобится!
Опасные места попадались все чаще, и продвижение вперед замедлилось. Временами казалось, что путники безостановочно спускаются все глубже в самое сердце гор. Они страшно устали, но мысль об отдыхе не приносила утешения. Фродо, ненадолго приободрившийся после чудесного спасения, обеда и глотка эльфийского напитка, вновь приуныл: его опять охватила ужасная неуверенность, перерастающая в страх. Хотя в Ривенделле его рану излечили, удар ножа не прошел бесследно. У Фродо обострилось восприятие того, что не заметно глазу. Вскоре хоббит отметил в себе новую перемену: он видел во тьме лучше всех своих товарищей, за исключением, быть может, Гэндальфа. Он был Кольценосцем: кольцо висело на цепочке у него на груди и порой казалось тяжелым грузом. Фродо чуял несомненное зло впереди и зло, идущее следом, но молчал. Он только крепче сжимал рукоять меча и, спотыкаясь, шел вперед.
Путники у него за спиной разговаривали мало, да и то торопливым шепотом. Не было слышно ни звука, кроме их собственных шагов: глухого стука башмаков гнома Гимли, тяжелой поступи Боромира, легких шагов Леголаса, едва слышного топотка хоббитов и твердой поступи Арагорна позади. Останавливаясь на мгновение, они вообще ничего не слышали, кроме случайного слабого журчания воды или падения капель. Однако Фродо начал улавливать (или вообразил себе) что-то еще – как будто слабый шелест мягких босых ног. Этот звук никак не становился достаточно громким или близким, чтобы поверить в него окончательно, но, возникнув, не умолкал, пока отряд двигался. Однако это не было эхо: когда путники останавливались, звук еще несколько мгновений был слышен, и лишь потом замирал.