— Да, — ответил Фродо, — но рискнуть все равно придется, а сидя здесь и раздумывая, ничего не добьешься. Боюсь, нам пора. Большое спасибо, вы были очень добры. Я больше тридцати лет боялся вас и ваших собак, фермер Червинг, хотя вы, наверное, посмеетесь, услышав это. Очень жаль: мне кажется, я упустил доброго друга. Теперь мне не хочется уходить так скоро. Но, может быть, когда-нибудь, если получится, я вернусь.
— И вас встретят с радостью, — заявил Червинг. — Но у меня есть предложение. Скоро стемнеет, так мы собираемся ужинать – мы почти всегда ложимся спать сразу после захода солнца. Если вы с мастером Перегрином и друзьями останетесь и перекусите с нами, нам будет очень приятно.
— Нам тоже! — ответил Фродо. — Но, боюсь, идти нужно немедленно. Мы и так не попадем в Баклбери засветло.
— А! Но погодите-ка минутку! Вот что я собирался сказать: после ужина я запрягу небольшой фургон и отвезу вас к парому. Это сбережет вам силы и отбавит тревог.
К радости Пиппина и Сэма, Фродо с благодарностью принял это предложение. Солнце уже почти скрылось за холмами на западе; быстро темнело. Появились двое сыновей Червинга и три его дочери, на большой стол подали обильный ужин. В очаг подбросили дров и зажгли свечи. Хозяйка Червинг деловито сновала по кухне. Пришли также несколько хоббитов-работников. Вскоре все – счетом четырнадцать – принялись за еду. Пиво лилось рекой. Помимо множества иных сытных деревенских блюд на столе стояла большая миска грибов со свининой. Собаки лежали у огня, грызли кости и хрустели хрящами.
Когда все поели, фермер прихватил фонарь и вместе с сыновьями ушел во двор, запрягать. Когда гости вышли, было уже темно. Путники побросали свои мешки в фургон и забрались туда сами. Фермер влез на козлы и хлестнул кнутом пару крепких пони. Его жена стояла в открытых дверях, из них в темноту лился свет.
— Осторожней там, Червинг! — окликнула она. — Не заедайся с чужеземцами и сразу назад!
— Есть такое дело, — ответил тот, и фургон выехал за ворота. В воздухе не чувствовалось ни дуновения, ни ветерка, ночь была тиха и спокойна. Разливалась прохлада. Ехали без света, а потому довольно медленно. Через пару миль проселочная дорога кончилась. Она нырнула в глубокую лощину и по невысокому откосу поднялась на дамбу.
Червинг сошел с облучка и внимательно посмотрел сперва на юг, потом на север, но в темноте ничего не было видно, в неподвижном воздухе не раздавалось ни звука. Тонкие струйки речного тумана висели над канавами и ползли по полям.
— Туман сгущается, — сказал Червинг, — но я не буду зажигать фонари, пока не поверну домой. Если на дороге кто появится, мы это услышим задолго до встречи с ним.