Повисла долгая тишина. Слышно было, как капает вода в унитазах.
Я вдруг увидел себя актером в какой-то нелепой мелодраме.
– Это жизнь, понимаете? – выдохнул он, очевидно, почувствовав, что наше молчание слишком уж затянулось. – Так вышло, поймите. Я был тогда очень одинок. У меня с книгой что-то не получалось. Я как будто падал с огромной высоты, понимаете?
– Очень даже понимаю, – я сделал сочувственное лицо. – Вы были одиноки, у вас не получалась книга. Вы начали падать с огромной высоты. Потом приземлились и воткнули член в мою жену. Что ж, бывает…
– Мне правда очень жаль, что так вышло… – он принялся разглядывать белую надпись UCSB на своей футболке. – Очень жаль. Но жизнь ведь продолжается, верно?
– Угу, жаль, – повторил я и вдруг услышал свой собственный дикий крик, заметавшийся среди кафельных стен. Так могло кричать только раненое животное: – Ни хера тебе не жаль!!!
Я ударил его изо всех сил ногой, куда-то под коленную чашечку, а когда его качнуло вперед – снизу кулаком по лицу. И тотчас почувствовал, как сзади меня схватили.
– Ты что?! Ты что?! – кричал мне в ухо Костя. – В полицию захотел?!
Я плохо соображал, что происходит, и только беспомощно бился в его стальных объятиях.
В себя я пришел только на улице. Понял, что сижу на скамейке и сплевываю под ноги кровь, а Роберта с материнской нежностью гладит меня по голове.
– Успокойся, успокойся. Костя сейчас придет, – повторяла она.
Костя действительно скоро вернулся. Оказывается, он уходил за ромом для меня.
– Ну как ты? – спросил он, присаживаясь рядом и протягивая мне уже открытую и начатую бутылку. – На-ка вот, глотни. Я еще анчоусов купил.
– Анчоусов?
– Да… рыбки такие. Знаешь, я когда жил в СССР и встречал это слово в книгах, всегда думал: вот поеду куда-нибудь, в Испанию там или Италию, заживу как человек, буду есть каждый день анчоусы. Приехал – оказалось, эти анчоусы – обыкновенные кильки, херня в какой-то масляной понадроте.
– Костя, – я отнял ладонь от разбитой губы и взял у него бутылку. – У меня кровь. Он что, врезал мне?
– Он? Да ты что! Он, как я тебя схватил, сразу смылся оттуда. Это я.
– Как – ты? Зачем? – Я отхлебнул из бутылки – ром приятно обжег горло.
– Ну, старик, прощения просим. Надо же было тебя как-то унять. Да и потом, если он в полицию побежит, у тебя железная отмазка – рожа разбита. Я, если что, единственный свидетель. Скажем, что он напал первым, и побои освидетельствуем. Да он и не станет.
– А официанты чего?
– Официанты? – Костя хмыкнул. – Ты их видел хоть? Они даже ничего не услышали, тетери глухие. Но знаешь… ты сам… урод! Реальный придурошный урод! Понял?! На хрен он тебе сдался?! Он вообще ни при чем.