Хамдан постепенно начал злиться из-за всякой ерунды, и его вспышки гнева на некоторое время отдаляли нас друг от друга. Он сердился, даже когда у меня просто разряжался телефон, и мы по нескольку часов не могли созвониться. Приходя домой, я часто видела, как родители сидят в гостиной и тихо беседуют о том, как Хамдан звонил им сразу же после разговора со мной. Их это смешило, а меня раздражало.
Его нелепое поведение уже выходило из-под контроля. Он не только выводил меня из себя, но и заставлял сомневаться, действительно ли я хочу быть с ним. Требования Хамдана уже разрушали наши отношения, а ведь семейная лодка еще даже не пустилась в плавание. Мне стало казаться, что я его совершенно не знаю. Все-таки дружба – это одно, а любовь и брак – совсем другое. Когда меняются отношения, меняются и запросы. Деловой партнер или друг не станет предъявлять столько требований, но если человек становится возлюбленным или супругом, он может захотеть контролировать каждый твой шаг. Его запросы нередко начинают выходить за рамки здравого смысла и убивают отношения в зародыше. Именно это теперь со мной и происходило.
Навязчивость Хамдана утомляла меня, и, естественно, я пыталась обсуждать с ним его гиперопеку. Тогда его раздражительность и злоба проявлялись с еще более пугающей остротой. Я никогда не встречала ничего подобного в людях. Итогом таких выяснений становилось то, что сильный мужчина начинал требовать от меня полного подчинения, не понимая, зачем мне нужно личное пространство, а потом резко сникал и извинялся. Он был в тысячах миль от меня, но даже слушать его было страшно.
Он вел себя так, будто я живу в зоне боевых действий, и он должен всегда быть рядом, чтобы защищать от всего и следить, что я ем, где сплю, как общаюсь с подходящими ко мне людьми и, главное, знать, что при любых обстоятельствах я избегаю мужчин. Подозрительность оказалась еще одной чертой его тяжелого характера, которую я раньше не замечала. Это меня оскорбляло, потому что я хранила ему верность, несмотря на все обиды и сомнения. В конце концов состоялась помолвка. Когда я ходила куда-то с подругами, Хамдан называл это феминизмом. Я же называла независимостью. Он называл эти прогулки «охотой на мужчин». Я называла их «гулять с подругами». Он считал, что если со мной рядом какая-либо женщина, за исключением моей или его матери, то меня, конечно же, стараются заманить в ловушку, чтобы заставить познакомиться с кем-то, изменить ему или толкают на общение с теми, кого он не одобряет. Мы начали ссориться. Я говорила будущему мужу: «Похоже, в наших отношениях больше нет доверия». Он извинялся и в конце концов звонил моим родителям, плакал и умолял их, чтобы они уговорили меня простить его.