Когда это началось, я не знаю, что нам стало плохо втроём. Мы как будто выпили, изговорили и познали друг друга до конца. Подкрадывался разлад. Я прилагала все усилия, чтобы держать равновесие. Началось с того, что X. стал лихорадочно пить. Предчувствуя разлад, он хотел выжать всё (так казалось). Он приходил и, сердясь и кляня, нападал на меня: «Вечно ты, Нина, тормошишь. Давай выпьем». В.: «Давай выпьем. Не смотри ты на неё». Потом ко мне, вкрадчиво и ласково: «Ну, Нина, где твой ящик? Посмотрим, сколько там денег. Ну же». Я тянула, хитрила. Они сердились. Так повторялось очень часто: через день, через два. И я оказывалась в ловушке между двух мужчин, которые требовали, пьянели и начинали между собой ругаться. Это было самое тяжкое. Всему есть время. У дружбы есть тоже срок и возраст. Дружбу надо беречь и питать.
‹19 января 1969 г.›
Я оставила В. работать, а сама ушла в мастерские. Накануне мы ругались. Я целый день провела у бригады живописцев, смотрела, как они работали. Я мало говорила и мало шутила. В голове пусто. Я просто жалась к чужой живой жизни. К вечеру X.: «По рублику, по рублику». Он злой, напряжённый. У него в гипсе нога. Он странно медлителен и рассчитывает движения. Вечером мы скинулись в мастерской. Был Мишин – поэт. Всем стало весело, и даже X. повеселел. А я глупо сказала ему оскорбительную вещь. Каким злым ледяным взглядом посмотрел он на меня. Я была неправа. И мне так не свойственно обижать людей. Я хотела загладить вину: звала к себе, звала к себе, как редко зовут. Но они не пошли.
‹Февраль 1969 г.›
Дни стали очень большие, пустые и бесстыдно-голые. Давно бы им пора прикрыться сумерками, укутаться синевой, а солнце всё еще светит на края домов жёлтым электрическим светом (как лампочка без абажура), как громадный прожектор, безжалостно высвечивая проёмы окон и железо водосточных труб. Темнота наступает быстро, как на юге (как будто на весь мир включили синий свет, как будто раскинули синий подол), и сразу становится видным небо, чёрные ветки, и светящийся ослепительно серп луны, и звёздочка вправо от него, такая яркая, что не верится, что она настоящая.
‹Лето 1969 г.›
Сенокос. Ощущение, как только вышел из избы и вдохнул первый глоток воздуха, душистого до одури.
Туча справа, серая и тихая, как завеса, через дорогу деревья, за ними копешки и сарай – сиреневый сарай. Копешки на светлом лугу. Серые стволы берёз с редкой травой под ними. Луга светло-зелёные, с цветами. Всё серебристое.
Такая чистая земля, что спичку не хочется бросить. Всё вокруг: берёзы, травы, сараи – как поход в детство. Всё напевно и нереально. Деревня в берёзах и берёзы в деревне.