Дневник советской школьницы. Преодоление (Луговская, Осипова) - страница 324


‹20 января 1976 г.›

Прошел и этот день. День унизительных тревог и бессмысленного напряжения. Он окончился тихой мирной болезнью и прекрасным спектаклем Театра Сатиры пьесы Б. Шоу «Дом, в котором разбиваются сердца». Блеск, ум, цинизм разоблачения, и изящество, и вкус совершенно английский. Разоблачение друг друга и самих себя – это великолепно. Странно, мне хочется говорить не о пьесе, а о своём житье в доме, о доме, о прошлом доме. О прошлом доме, в котором горела жизнь и в котором я ничего не успела записать по живым следам, и остались лишь общие места.

Мне надо кому-то доказать, как скверно мне здесь жить, как дом похож на тесную щель, а район небольшой. Но все почему-то хотят сказать, что всё прекрасно и хорошо, потому что есть стульчак со спуском и есть горячая вода в вечно тухлой крошечной ванной. Как будто больше уже ничего человеку не надо.

С утра я мучилась бессонницей и тяжёлыми сновидениями. Мне снились люди и звери в одном помещении и приятные лица и львы за загородкой.

С утра: у В. боль в боку. Растирала его истово, потом запросил выпить. Побежала звонить Белле (договорено было перевозить подрамники). Потом дома дала 100 гр. коньяка и помчалась к Н.С. за лекарством, там ждала. Потом помчалась в контору. По дороге искала водку – нигде не было. В конторе получила деньги и на ходу поговорила с художниками. Потом выскочила и опять искала водку. Было уже 3 ч. 30 м. Потом села в троллейбус и ехала, ехала. Всё старалась столкнуть его внутренним напряжением. Потом выскочила и в гастроном – 2 бутылки коньяка по 100 гр. И бегом домой. Уже пятый час. Потом конфликт с В. Он сидел дома и ждал выпивки, надулся. Заставила его залезть в ванну. Сама нажарила картошки. Потом стали обедать. Уже 6 ч. вечера. Побежала в магазин и купила бутылку плохого разливного вина. В. лежал с грелкой. Сама легла. Усталость и тупость. А потом прекрасный спектакль. И жизнь увидела свою во всем её ничтожестве.


‹8 февраля 1976 г.›

Витя, я могу лечь в больницу. И должна до этого тебе сказать всё, что у меня есть. Я очень обиделась. Как так можно? Моя вина, я заболела в субботу. Уже давно я скрываю, когда болею, именно поэтому, что случилось сегодня. Это так оскорбительно и стыдно. Я заболеваю, а ты тут же, с места в карьер, чувствуешь возможность начать пить.

Как ты можешь делать мне больно, именно когда я болею, когда нужен мне покой? Я долго скрывала свои болезни, а тут не успела, и тут же с вечера стала говорить себе: зачем я не скрыла, что будет завтра? Но так заманчиво было поверить и полежать.