219. У меня есть тяжелый молот, но я не могу им воспользоваться, так как его ручка раскалена.
220. Многие бродят по горе Синай. Речь их неясна: одни болтливы, другие скрытны, третьи кричат. Но ни один из них не спускается прямой дорогой вниз, на недавно возникшую широкую, ровную улицу, которая, со своей стороны, увеличивает и ускоряет шаги.
221. Писание как форма молитвы.
222. Разница между Цюрау и Прагой. Я недостаточно тогда боролся?
223. Он недостаточно боролся? Он работал, но уже погибал; он знал это и прямо сказал себе: если я перестану работать, я погиб. Было ли тогда ошибкой то, что он начал работать? Едва ли.
224. Думая, что создает статую, он лишь беспрерывно долбил в одну точку; это было проявлением упрямства, но еще больше — беспомощности.
225. Духовная пустыня. Трупы караванов твоих ранних и твоих поздних дней.
226. Ничего, только образ и ничего больше, полное забвение.
227. В караван-сараях никогда не заснешь, там никто не спит; но если там не спят, зачем же туда идут? Чтобы дать отдохнуть вьючным животным. Это был всего лишь маленький пятачок земли, крохотный оазис, но он был целиком занят караван-сараем, и тот, разумеется, уже был огромным. Чужаку сориентироваться там было невозможно — так, по крайней мере, мне казалось. Этому способствовал и характер построек. Входишь ты, к примеру, в первый двор; из него две арки, отстоящие друг от друга метров на десять, ведут во второй двор; проходишь сквозь одну из них и, вместо того чтобы, как ожидал, попасть в новый большой двор, оказываешься на маленькой темной площади между двух уходящих в небо стен и только высоко вверху видишь освещенные галереи. Ну, тут ты решаешь, что не туда попал, и хочешь вернуться назад в первый двор, но случайно проходишь не через ту арку, через которую вошел, а через другую, рядом. И тут же оказываешься совсем не на первой площади, а в каком-то другом дворе, который намного больше первого и наполнен шумом, музыкой и ревом скота. Тогда ты понимаешь, что заблудился, возвращаешься снова на темную площадь и проходишь в первую арку. Но это не помогает, ты снова оказываешься на второй площади и вынужден пройти несколько дворов, спрашивая дорогу, прежде чем снова окажешься в том первом дворе, от которого отошел, собственно, лишь на несколько шагов. А тут тебя ждет очередная неприятность, потому что этот первый двор вечно переполнен так, что едва можно найти, куда приткнуться. Почти что складывалось такое впечатление, словно места в первом дворе были заняты постоянными посетителями, чего в действительности никак не могло быть, так как здесь останавливались только караваны — кто бы еще захотел и смог жить в этой грязи и этом шуме, ведь маленькие оазисы не дают ничего, кроме воды, и удалены от больших оазисов на много миль. Так что постоянно здесь проживать, хотеть здесь жить не мог никто, за исключением хозяина караван-сарая и его работников, но я их, несмотря на то что несколько раз там был, никогда не видел и ничего про них не слышал. К тому же трудно было представить, что хозяин, если бы он там присутствовал, потерпел бы такие безобразия и даже акты насилия, которые были там обычным делом и происходили днем и ночью. У меня, напротив, складывалось впечатление, что там царил самый сильный в данный момент караван и, далее, остальные в последовательности убывания силы. Правда, и это не все объясняло. К примеру, большие въездные ворота были, как правило, крепко заперты; их открывание для приходящего или уходящего каравана всегда было каким-то прямо-таки торжественным действом, которое должно было совершаться с большими церемониями. Нередко караваны часами стояли перед воротами, прежде чем их впускали. И хотя это был явный произвол, тем не менее выяснением его причин не занимались. То есть стояли и ждали, имея время рассмотреть обрамление старинных ворот. Вокруг ворот шел глубокий барельеф; ангелы в два и в три ряда трубили в фанфары; одна из этих труб — как раз по центру арки — спускалась довольно низко в просвет ворот. Животных всегда приходилось с осторожностью проводить мимо, чтобы они не стукались об нее; удивительно было, особенно если принять во внимание обветшалость всей постройки, что эта, вообще говоря, красивая работа совершенно не пострадала — даже от тех, которые так долго в бессильной ярости ждали перед этими воротами. Возможно, это связано с тем, что…