– Что же это делается, Клав, видишь? Не иначе, Бог…
– Да то, поди, стены трещат… фундамент поплыл…
– Да какой фундамент-то? Какой фундамент? Вишь, как Георгия-то покоробило? Прям пополам…
– Слышала я, бабоньки, что опосля такого молния бывает… Поубивает ведь всех… Грешных-то…
– Да че говоришь-то, дура! Совсем вы, бабы, из ума выжили! Это от вашего крика стены уж трещат! Молчали бы уж!
– А ты сам молчи, Петрович! Хайло свое не разевай! Нечего тут!
– Да! Нефиг!
– Именно… Все на баб готовы свалить! Вот ведь мужики-то пошли…
– Была бы твоя Лизка здесь, так не говорил бы, козел старый…
– Да что вы, тетки, совсем окривели, что ли? Совсем…
– Молчи, хрыч! А то в твоем огороде грехов-то не было… Вон, как с Клавкой зажигал…
– Что?!!
– Что-что? Разве нет, Клав? Видела я, как он к тебе захаживал…
– Ты бы, Верка, за своим огородом смотрела…
– А что в моем огороде? В нем все хорошо… Муж – клад! Сын – загляденье! Сосед, и тот…
– Что?!
– Ой, Василий… Я тут это… Не того… Ну, что ты сразу к словам-то цепляешься…
Яросу позволили выпрямиться, но он чувствовал на плече тяжелую руку конвоира. Юноша посмотрел на толкающуюся толпу, ребятишек, нашедших и здесь веселье, играющих в салочки, скользя меж людей. Скривился и тяжело вздохнул. Суд обещал быть интересным, а если точнее, то сплошным фарсом. Результат Яр уже знал. Не нужно ходить к гадалке, чтобы понять: для него все окажется плохо. Ведь никто из этих людей не заступится. Толпа. Обычная толпа грязных зверей, не способная мыслить самостоятельно. Вон, как на трещину уставились и воют… Изобразили из нее чуть ли не знамение, чуть ли не глас божий услышали…
Ярос цеплялся взглядом за стоящих в первых рядах, тех, кого еще можно было рассмотреть при слабом свете, падающем сквозь закопченные, уже не цветные, а серые витражи, струящемся от нескольких сотен свечей, расставленных по периметру. Вот Артем. Они когда-то мечтали с папкой до Москвы добраться. Знатный был охотник, начинающий стрелец, но не прошел испытание. В самый последний момент спрыгнул с телеги и, послав всех куда подальше, стал обычным кузнецом. Вот Марина Федоровна – бабушка, божий одуванчик, постоянно заходила к ним на компот из ревеня, но последнее время скуксилась, съежилась, «потерялась». Еще бы: во время последней уборки картофеля за северными стенами Юрьева дочь Люся стала жертвой серых падальщиков, которых по недосмотру стрельцы подпустили слишком близко. Она оставила матери «в наследство» двоих годовалых сыновей-двойняшек. Левее – Катерина, прижимающаяся к мужу, скособоченная, с потухшим взглядом женщина. Эта дочь потеряла полгода назад. Утопили в Колокше: посчитали глаза разного цвета мутацией. Вот и Николай Выдренков, Варя рядом, а Ванька, видно, где-то в толпе шныряет – мелочь, что с него возьмешь. Не на дежурстве Коля, знать. Осунулся за ту неделю, что Яр пробыл в клетке, помрачнел. И к нему псы Воеводы приходили, расспрашивали и угрожали. Вон, как глаза в сторону отводит. Как и дочка, прям. Хотя, чего ей стыдиться? Правильный выбор сделала, можно сказать, нужный: ей детей рожать, воспитывать и обеспечивать, и решение быть с Митяем в этом случае – самое беспроигрышное. Верное… Никто из окружающих слова против не скажет. В лучшем случае, будут стоять и прятать глаза, как Выдренков и его дочь. Всех жизнь покоробила, всем досталось, и они больше не хотят потрясений, испытаний и так хватило. Лишь бы вновь не зацепило.