|
| It was the custom of the time, indeed, for merchants to store their goods and transact business in their own dwellings. But there was something pitifully small in this old Pyncheon's mode of setting about his commercial operations; it was whispered that, with his own hands, all beruffled as they were, he used to give change for a shilling, and would turn a halfpenny twice over, to make sure that it was a good one. | У купцов, действительно, был обычай складывать товары и производить торговлю в собственных своих обиталищах, но в торговых операциях этого представителя рода Пинчонов было что-то мелочное. Соседи толковали, что он собственными руками, несмотря на украшавшие их манжеты, давал сдачу с шиллинга и переворачивал по два раза полпенни, чтобы удостовериться, не фальшивый ли он. |
| Beyond all question, he had the blood of a petty huckster in his veins, through whatever channel it may have found its way there. | Нечего и доказывать, что в его жилах текла, по-видимому, кровь какого-то мелкого торгаша. |
| Immediately on his death, the shop door had been locked, bolted, and barred, and, down to the period of our story, had probably never once been opened. | После его смерти дверь лавочки была немедленно заперта на все засовы и до самого того момента, с которого начинается наша история, вероятно, ни разу не отпиралась. |
| The old counter, shelves, and other fixtures of the little shop remained just as he had left them. | Старая конторка, полки и другие предметы в лавке остались в том же виде, как были при покойном Пинчоне. |
| It used to be affirmed, that the dead shopkeeper, in a white wig, a faded velvet coat, an apron at his waist, and his ruffles carefully turned back from his wrists, might be seen through the chinks of the shutters, any night of the year, ransacking his till, or poring over the dingy pages of his day-book. | Иные даже утверждали, что лавочник в белом парике, полинялом бархатном кафтане, в переднике и в манжетах, бережно отвернутых назад, каждую ночь - как видно было сквозь щели в лавочной двери - рылся в своем выдвижном ящике для денег или перелистывал исчерканные страницы записной книги. |
| From the look of unutterable woe upon his face, it appeared to be his doom to spend eternity in a vain effort to make his account balance. | Судя по выражению неописуемого горя на его лице, можно было подумать, что он осужден целую вечность сводить свои счеты и никогда не свести их. |
| And now-in a very humble way, as will be seen-we proceed to open our narrative. | Теперь мы можем приступить к началу нашей повести - началу самому смиренному, как это читатель тотчас увидит. |