— Наводчика! Наповал! Панораму — вдребезги… — И с искаженным яростью лицом, помахав кулаком в воздухе, открыл замок, стал наводить орудие через ствол. От его второго снаряда загорелся еще один танк.
Войтенко, облизнув пересохшие губы, удовлетворенно кивнул головой, осмотрелся. «Выстоять! Только бы выстоять», — билась в его мозгу настойчивая мысль.
Танки, обходившие батарею слева, снова усилили огонь. Но их было уже не пять, а четыре: один только что зажег Штыков. Другие пять, пытавшиеся зайти справа, увязли в глубоком снегу, буксовали. Их моторы свирепо выли, из-под гусениц взлетала снежная пыль, перемешанная с отработанными газами. Войтенко немедленно приказал двум орудиям сосредоточить огонь по этим, ставшим неподвижными целям. Через минуту две машины застыли на месте, трем с трудом удалось выбраться назад.
— Уходят! Ей-богу, товарищ лейтенант, уходят! — радостно крикнул кто-то рядом с Войтенко. Он посмотрел на кричавшего, узнал Олейника, улыбнулся ему одними глазами и глянул вперед. Да, это была правда. Фашисты не выдержали, повернули назад и на полном газу скрылись за высотой, оставив восемь машин на поле боя.
Артиллеристы, оживленно переговариваясь, хлопотали у орудий, внимательно осматривали повреждения, перебирали снаряды.
Войтенко подошел к пушке Шерстнева. Она странно осела на один бок, левого колеса не было, из ствола еще тонко струился синий дымок. Шерстнев лежал на спине, осматривал ось, ругался. Тут же сидел наводчик, ладонью загребал снег, отправлял его в рот. Санинструктор перевязывала ему голову. Встретив вопросительный взгляд лейтенанта, наводчик искривил губы, силясь улыбнуться, успокоил:
— Ничего, товарищ лейтенант. Только голова маленько кружится. Вот отдохну немного…
— Чего ругаешься, Шерстнев? — строго спросил Войтенко.
— Как же, товарищ лейтенант, — вылезая из-под оси, жаловался Шерстнев. — Как снаряд ударил, и не заметил. Прямо под ось попал. Слышу только, как что-то зафырчало. Смотрю — колесо в воздухе летит. Чудеса! А ну, ребята, тащи сюда ящик из-под снарядов. — И, повернувшись к командиру батареи, пояснил: — Мы сейчас ящик под ось — и все в порядке. Панорама-то цела…
— Правильно! Молодец! — похвалил Войтенко и пошел дальше. У второго орудия заместитель по политчасти лейтенант Смолкин, зажав зубами конец бинта, заматывал руку.
— И тебя? — спросил Войтенко. — Сильно?
— Пустяки, — улыбнулся Смолкин, — пулей, в мякоть.
— Да иди же ты! Сказано тебе! — прикрикнул он на солдата, пытавшегося ему помочь. — Сам управлюсь. Иди к орудию, там твоя помощь нужнее, небось, скоро опять пойдут… Пойдут, да только не пройдут, — повышая голос, почти крикнул он и, окинув взглядом орудия батареи, с восхищением сказал: — Как дрались наши орлы, а? Видел? Герои!