Орудия били часто, пехота, следовавшая за танками, уже залегла. Но гитлеровские танкисты тоже пристрелялись. Их снаряды рвались почти у самых орудий. Подойдя на более близкую дистанцию, танки открыли к тому же еще и пулеметный огонь. Пули с визгом и посвистыванием все чаще залетали на батарею, щелкали по щитам орудий, взметали маленькие фонтанчики снега. Войтенко на несколько секунд оторвал глаза от поля боя, окинул взглядом батарею. Разгоряченные боем, вошедшие в азарт артиллеристы работали у орудий с такой завидной быстротой и ловкостью, что трудно было уловить мелькание рук, повороты корпуса, движение снаряда. Все приемы, из которых слагается заряжание, слились в одно молниеносное, почти неуловимое движение, и трудно было поверить, что его выполняет целый расчет, а не один человек. Из стволов вырывались яркие огненные молнии, в уши резко били выстрелы. Командир взвода лейтенант Штыков стоял позади второго орудия на одном колене и охрипшим голосом выкрикивал команды, взмахивая правой рукой. Из-под сдвинутой на затылок шапки выбилась рыжая прядь волос. У другого орудия суетился лейтенант Смолкин, подавал снаряды. «Заменил кого-то», — тепло подумал Войтенко о своем замполите и поймал себя на мысли, что никогда еще его батарея не давала такого бешеного темпа огня.
Войтенко снова посмотрел на поле боя. За несколько секунд, на которые он оторвался от наблюдения, там что-то произошло. Во-первых, загорелся еще один танк. Вражеская пехота отходила назад. Это хорошо. Но что еще? Неужели гитлеровцы повернули вспять? Лейтенант уже было обрадовался, но тут же разгадал маневр врага. Танки разделились на две группы — по пяти в каждой, пытаясь обойти батарею с двух сторон. Сердце Войтенко забилось частыми, гулкими толчками. «Опять придется разворачивать орудия», — подумал он. И в тот же миг над его головой вдруг низко пронесся зловещий свист, взрыв оглушительно рванул воздух. Войтенко невольно втянул голову в плечи, почувствовал, как словно ватой заложило уши. Затем опять высунулся из окопа. Три орудия по-прежнему лизали снег длинными желтыми языками пламени, вырывавшимися из низко распластанных стволов. Четвертое молчало. Там суетились люди, что-то делали.
«Попадание», — со страхом подумал Войтенко. Он взялся за края окопа, подтянулся и, выпрыгнув, побежал туда, на ходу крича о том, что надо развернуть орудия, что танки выйдут сейчас из сектора обстрела. Но артиллеристы и сами уже поняли это и по очереди, поспешно разворачивали пушки. Войтенко, подбежав к орудию, у которого произошла заминка, переводя дыхание, спросил, почему прекратили огонь. И хотя он почти кричал, собственный голос показался ему слабым, как будто он шел откуда-то издалека. Лейтенант Штыков, указывая на уши, тоже ответил криком: