Теперь в этом его взгляде было нечто куда большее, чем простая дружба. Шанталь почувствовала вдруг что-то вроде разряда тока, прошедшего сквозь все ее тело, но постаралась убедить себя, что это ей только кажется. У Ксавье был очень выразительный взгляд, в котором отнюдь не скрывался и чисто мужской интерес. Она отметила для себя, что этот взгляд не имеет ничего общего с теплым, дружеским, даже братским взглядом Жана Филиппа. «Уж не бабник ли он?» – подумала Шанталь. Однако в поведении Ксавье не было ничего фривольного – такого, как у Грегорио. Ксавье вовсе не заигрывал с ней, а четко дал понять, что его к ней тянет. Он казался совершенно искренним, и Шанталь решила, что он должен понравиться Жану Филиппу, что было очень важно для нее, поскольку она уважала мнение друга. Может быть, однажды они пообедают вместе, все трое.
Шанталь еще раз поблагодарила Ксавье за ужин, когда он подвел ее к парадной двери, и помахала рукой, нажимая кнопки кодового замка. Открыв дверь, она скрылась за ней.
Ксавье вернулся домой пешком, все время улыбаясь.
Те несколько дней после Белого ужина, которые Бенедетта провела в Париже, пока не вернулась в Милан, оказались куда более тяжелыми, чем она представляла. Кто-то уже успел проболтаться газетчикам, что у Грегорио родилась двойня, и папарацци разбили лагерь у госпиталя, надеясь хотя бы мельком запечатлеть его, Аню или детей. Когда же госпиталь возвел стену молчания и не предоставлял им никакой информации, они стали преследовать Бенедетту в Милане, фотографируя ее по дороге на работу и по возвращении домой.
Папарацци удалось чудом заполучить фотографию Грегорио, входящего в отель «Георг V» с мрачным выражением лица, когда ему понадобилось взять в своем номере какие-то вещи. Все остальное время он не отходил от Ани. В госпитале даже выделили для них комнатку в родильном отделении, где они, по сути, и жили, проводя все время в отделении интенсивной терапии для новорожденных, наблюдая за процедурами над близнецами и глядя, как их тоненькие ручонки двигаются, а пальчики сжимаются и разжимаются. У обоих близнецов по-прежнему сохранялись проблемы с сердцем и недостаточный объем легких, так что они постоянно находились на грани риска. Аня вскакивала по ночам, постоянно неся вахту около них, а поздно вечером, когда заканчивалось время посещения, возносила молитвы за своих малышей в госпитальной часовне, преклоняя перед распятием колени вместе с Грегорио. Неожиданно для себя он стал любящим отцом и был предан Ане в такой мере, в какой должен бы быть предан своей законной жене. И агония, в которой они жили все это время изо дня в день, все крепче связывала его с Аней. Грегорио по-прежнему планировал вернуться к Бенедетте, но пока даже не представлял, когда это сделает, и разговоров об этом с Аней не заводил, чтобы еще больше не огорчать несчастную девушку.