Реверсивная поэзия как диалог с пустотой (Сахарова) - страница 7
это пара запотевших линз,
через которые твой аватар,
словно белый лист.
внутренний взрыв —
это транскрипция – иврит.
ты врешь обо мне
всем своим подружка, навзрыд.
внутренний взрыв —
это боязнь высоты,
закубованная реальность
и нервные сны.
внутренний взрыв —
это ворох твоих воспоминаний,
и не смей говорить, что это не так.
я знаю о всех твоих обещаниях:
не пить по утрам, не ругаться матом
и не ходить с мальчиками за ручку…
это же не красиво.
Berelin calling
режиссеры всего мира мечтали
выпить томатного сока,
авиалайнеры перекрыты,
прилет отложен на долгие сроки.
ведь океаны всего мира хотели
соли поменьше в легких,
но законы жизни складываются
непредсказуемо в обоймы.
и ты идешь по улицам многоэтажек,
сложенных полам гордо.
Сталин вздрагивал от высоты,
ему казалось на стуле – бомба.
ведь депутаты всего мира
надеялись на силу ГО РФ'а.
закрой все двери на два замка,
и мы поставим определенность ровно.
киногерои всего мира мечтали
стать чайками Треллеборга
или на брегу балтийского
залечь с сигарами,
вкопать себя в пески покорно.
но нас ожидает другой итог —
мы разденемся при свете фар
на шоссе Хельсингборга
и горячими губами растечемся
на ладонях друг друга.
ты прошепчешь: «мне больше не больно»
Release
дети появляются из треугольных фигур.
каждый день я читаю порно и ем всякую дурь.
портал самосожженых выведет на неистовый путь.
раздеться перед лобовым на платформе
легче, чем попасть на концерт дорна,
и выглядит как французский бум.
у штор есть релиз – он играет повторно,
но в маршрутных не пишутся строчки ровно,
молескин огорчен – испорчена форма,
не подойдет для наивных дур.
съешь еще этих французских булок
и может получиться залить сайтом сумбур.
редкая гадость ваша колонка спорта
в киеве и без евро было прикольно,
а теперь я пью алкоголь и отождествляю женщин
с заборной геометрией ромба,
обещая съесть весь язык на атлантическом берегу.
еще парочка булок с торфом,
господа, продолжаем идти ко дну.
Вечное утро в Арктике
выходить в подъезд, сохраняя тепло
накаленных страстями лампочек.
на коленях остались отпечатки нежности,
взахлеб дыханием, всхлипом динамиков
про чаек и ласточек.
в автобусах холод подкожных кресел – открытые рты.
рвутся со скрежетом все подвязные туго – в ряды.
утонувший в сомнениях крейсер.
компас и пара часов.
по снегам. части рассеянных взглядов.
по следам. непомерные сумеречные мосты.
пнин разбудит с утра чаем.
простите, мой юношеский
нерастраченный пыл
и задранный до неприличия килт,
как знак. искривленных ритм.
распластан, развязан, надломлен
разом.
гиперболы, абсциссы, трапеции рифм.
месить снег под подошвой,
оставляя больничный тиф.