– Как ты можешь думать о любви и знать, что она закончится смертью? – Теперь я дала волю гневу, не в силах смирить бурю чувств. – Ты что, будешь счастлив состариться, когда я останусь молодой? Ослабеть и умереть у меня на глазах, когда я не смогу тебе помочь, спасти тебя? Ты обречешь любимую на мучительное одиночество, в котором я вынуждена была прожить всю свою жизнь, когда есть иной путь?
– Нет, Бесс, не для меня.
– Тогда то, что ты ко мне чувствуешь, – это не любовь! Не может этого быть!
Я ринулась из дома и бежала, пока не добралась до ясеня на другой стороне пашни. Там я рухнула на землю и позволила себе заплакать. Казалось, когда я решила, что нашла, как прекратить пытку одиночеством, лишенное любви блуждание, каким была моя жизнь, мои надежды перечеркнули. Я была слишком расстроена, чтобы ясно увидеть здравое зерно в том, что думал Арчи, и понять мудрость его слов. Лишь позже я поняла, что он был прав.
Я услышала за спиной тихие шаги. Арчи стоял рядом, но не пытался ко мне прикоснуться.
– Бесс…
Я не тронулась с места. Он медленно опустился рядом со мной на колени.
– Бесс, – повторил он с такой нежностью, с такой тоской, что я больше не могла сердиться.
Я обернулась и зарылась в его теплые объятия.
– Значит, на то время, что нам отпущено, сколько бы его ни было, – прошептала я.
– Да, любовь моя, сколько бы ни было.
8
Вернувшись в ПППР, я обнаружила, что могу работать с большим желанием и энергией, чем раньше. Я неохотно приняла условия, на которых Арчи хотел строить наши отношения и совместное будущее. Конечно, я понимала, что он прав; мы те, кто мы есть. Немного остыв, я осознала, что люблю его таким, какой он есть, и не хочу его менять, не хочу переделывать основательно. Мы переживем эту войну, уедем в Гленкаррик, и у нас будет общее будущее; вот и все, что имело значение. А пока нужно работать. Я с облегчением узнала, что капитана Тремейна выписали и отправили домой. Арчи выслушал все, что я рассказала ему о Гидеоне, и предупредил, что чувствует некое присутствие среди своих людей. Рядом был кто-то, отличавшийся от всех. Кто-то темный. Я заверила его, что всегда настороже. И все же, как бы подозрительно я ни относилась к Тремейну, я не думала, что он – Гидеон. Возможно, он был всего лишь обычным человеком, чье поведение меня задело, и все. Но мне было непросто отмахнуться от того, что, когда мы с ним впервые встретились, играли «Зеленые рукава».
Во вторник утром Стрэп, Китти и меня отрядили осмотреть койки в палатке ухода. Многих раненых отправили домой, так что пациентов было меньше десяти, и старшая сестра Рэдклифф увидела в этом возможность перевернуть матрасы, отскрести тумбочки и вообще заняться вещами, которыми в другое время можно было пренебречь.