– Вот, это поднимет тебе настроение, – театральным шепотом сказала Стрэп, протягивая мне сложенный листок бумаги. – Его дал водитель санитарной машины. Попросил передать тебе.
Я взяла записку, развернула ее, и мое сердце забилось сильнее при мысли об Арчи. Стрэп деликатно отошла в сторону, пока я читала короткое сообщение.
Бесс, любимая, жду тебя сегодня вечером
у старой школы. В шесть.
Навеки твой, АК.
Я удивилась. Совсем не в духе Арчи было что-то устраивать, извещая так поздно. Он как никто понимал, как трудно улучить пару минут или часов и выбраться из ПППР, чтобы повидаться с ним и чтобы об этом не узнали. Но, с другой стороны, иногда ему давали увольнительную в последний момент. Я взглянула на часы. Была уже половина шестого. Я сунула записку в карман и посмотрела на Стрэп.
– По мне, – заявила она, вытряхивая из пачки сигарету, – если человек тяжело работал, то заслужил немножко отдыха.
Она откинулась на постель, прямо в башмаках, зажав сигарету между зубами, и закрыла глаза.
– По мне, это очень даже правильно, – закончила она.
Старая школа под мелким дождем, плевавшим на ее серые стены, выглядела мрачно. Ворота во двор были не заперты. Я открыла их и прошла по пустой площадке, покинутой так давно, что не осталось ни рисунков, нарисованных мелом, ни даже следов краски, только призрачное эхо детских голосов. Дойдя до главной двери в здание, я замешкалась. Она точно должна была быть закрыта. Я оглянулась, но никого не увидела. Унылая погода и постоянные воздушные налеты прогнали людей из домов, если только их ничто не вынуждало остаться. Я дернула большую медную ручку и вздрогнула, когда замок со щелчком поддался. Толкнув дверь, я вошла внутрь. В вестибюле гуляли сквозняки, он был освещен только серым светом, падавшим сквозь дверной проем за спиной. Я подошла к первой двери внутри, которая стояла чуть приоткрытая. Она громко заскрипела, когда я толкнула ее. Я оказалась в помещении, где, должно быть, шли основные занятия. Оно было достаточно большим, чтобы рассадить несколько десятков детей, его наполнял пыльный свет, просачивавшийся сквозь высокие окна. У одного края внушительной настенной доски стояла кафедра. Все столы и стулья вынесли, их, безусловно, реквизировали для военных нужд – или сожгли как дрова отчаявшиеся жители деревни. В дальнем углу комнаты стояло пианино, а справа от него большой шкаф с распахнутыми дверцами, за которыми виднелись пустые полки. Каблуки ботинок с оскорбительной громкостью стучали по гладкому деревянному полу. Я медленно подошла к доске и провела пальцами по шероховатой поверхности. Что случилось со всеми детьми? Я задумалась. Где они теперь?