– Там, кроме всего прочего, работал ньюсмейкером опытный харизматичный шоумен, – напомнила Эбола. – Чрезвычайно сильный адепт. Никто не знал, что он выкинет в следующий момент: то галстук начнет жевать для смеху в прямом эфире, то потешно прятаться прямо перед телекамерами от невидимых бомбардировщиков Хозяина Тайги. Но даже без блестящего орденского клоуна мирового уровня – где же мне взять сенсацию такого масштаба? Они на деревьях не растут.
– А это уже твоя забота, дитя. – Эммануил Тиглатпаласарович заложил руки за спину и высокомерно посмотрел на нее сверху вниз. – Несколько раз тебе это удавалось, отчего ты и занимаешь в столь юном возрасте такое высокое положение в ордене. Копни что-нибудь взрывоопасное, пошуруй палкой в очередном осином гнезде. Поработай с осведомителями. У тебя ведь наверняка есть какие-то домашние заготовки, которые ты приберегаешь на мертвый сезон рождественских каникул. – Он отвернулся к окну. – Значит, сегодня до наступления полуночи я либо смотрю смонтированный сенсационный материал, способный отвлечь владыку от его жестокой хандры, либо провожу ритуал позорного изгнания Алены Ашшурбанипавловны Эболы из профессии. И во имя Альмонсина-Метатрона, сколь же блажен будет прикрывший тебя от гнева великого демона высокопоставленный аскет-иерофант, который проведет с тобою пять, повторяю, пять безумных пламенных ночей! Сколь сладостен будет его счастливый досуг на следующей неделе!.. – Магистр помолчал, видимо, созерцая внутренним взором сладостный досуг счастливчика-аскета, и сухо закончил: – Дикси. Время пошло.
– Амен. – Алена встала, поклонилась мужественной спине магистра, молитвенно сложив руки перед собой, и вышла из кабинета.
Благородные адепты, присутствовавшие на сегодняшней неудачной аудиенции у владыки, числом одиннадцать, торчали в предбаннике у кабинета магистра. Все уже переоделись в повседневное, но не ушел ни один: каждый из них сгорал от любопытства.
Здесь, в приемной, было отчетливо слышно то, что едва прорывалось через капитальную стену кабинета шефа – далекое и глухое «Бу-у-у! Бу-у-у! Бу-у-у!», словно за несколько кварталов отсюда размеренно и неутомимо работала сваебойка или древнеримское стенобитное орудие. Однако тонкий отзвон стекол в окнах наглядно демонстрировал тот печальный факт, что сваебойка долбит стену непосредственно в подвале телецентра.
Несколько мгновений двенадцать пар глаз жадно пожирали Алену Ашшурбанипавловну, словно привязанного к алтарю жертвенного барашка. Двенадцатая пара принадлежала секретарше Нигредо Леночке. Затем язва Башнин кашлянул и отверз свои смрадные уста, дабы изрыгнуть дежурную гадость: