.
По мнению Троцкого: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть невозможно»66.
Помимо высланных было немало бежавших.
В Финляндию ушло до 8 тысяч человек после поражения Кронштадтского восстания и захвата красными Кронштадта. По разным оценкам, по льду Финского залива из самого Петербурга зимой 1921 и 1922 годов ушли до 20 тысяч человек. Это все нелегальная эмиграция, а были ведь и уехавшие легально. Их число сравнимо с нелегальными беженцами: порядка 20–30 тысяч человек.
Некоторые оказались в эмиграции вообще почти анекдотично: появление границы с Финляндией сделало «эмигрантами» всех, кто оказался к северу от этой границы. Илья Ефимович Репин (1844–1930) при всем желании не мог бы уехать в Финляндию в 1918-м – там бушевала «местная» гражданская война – не менее страшная, чем в России. В 1920 он смог поселиться на своей даче, оказавшейся теперь на финской территории. А за своими вещами в Петроград послал кухарку.
Немало людей уехало из Петербурга вполне легально, в том числе и Спесивцев. Павла Николаевича власти даже пытались уговаривать: специалисты в области естественных наук ценились, их старались удерживать. Высылали-то гуманитарную интеллигенцию. Коммунисты искренне поклонялись науке и считали, что все данные гуманитарных наук надо заменить бредом Карла Маркса, Ленина… А естественные науки – оставить.
Прадеду даже ставили в пример Тимирязева: пожилой Климент Аркадьевич Тимирязев яростно поддерживал большевиков, за что и был ими почти канонизирован. Лично знаком был с Дарвиным! Борец за эволюционную теорию! И притом «наш»…
Действительно, К. А. Тимирязев с большим энтузиазмом поддерживал Октябрьский переворот. В 1920 году он послал Ленину один из экземпляров своей книги «Наука и демократия», где в посвятительной надписи сообщал о «счастье быть его [Ленина] современником и свидетелем его славной деятельности».
Впрочем, был Тимирязев сторонником не диктатуры пролетариата, а либеральной демократии. Советскую власть он рассматривал именно как переход к демократии. А молитвенное отношение большевиков к науке полагал залогом все той же самой демократии.
«Только наука и демократия, по самому существу своему враждебны войне, ибо как наука, так и труд одинаково нуждаются в спокойной обстановке. Наука, опирающаяся на демократию, и сильная наукой демократия – вот то, что принесет с собой мир народам»67.
Прадед, по сведениям моего названного дяди, Александра Александровича Федорова, отнесся к «положительному примеру» с большим юмором. Сказал, что если достигнет 80 лет и переживет «удар», то станет сговорчивей.