Из ям нечистоты вычерпывались специальными ассенизаторами, которые извлекали их специальными черпаками, загружали в бочки и вывозили за город. Зимой было проще: замерзшие нечистоты раскалывались ломиком и замороженными же вывозились. Работали ассенизаторы обычно по ночам. «Ночное золото», иносказательное название нечистот, дало народное название ассенизаторам: «золотари». Только в 1911 году, после очередной эпидемии холеры, правительство приняло закон о создании общей городской канализации.
Загрязняли город и лошади. До массовой автомобилизации в Петербурге в 1745 было 3 тысячи извозчиков, в конце XVIII века около 5 тысяч, в 1838 году – 78 тысяч, в конце XIX века 16–20 тысяч. Кроме пассажирских извозчиков было еще около 25 тысяч грузовых перевозчиков, «ломовиков».
Извозчиков стало намного меньше после 1907 года, с появлением трамваев. Но даже в 1928-м в Петербурге-Ленинграде работало около 5 тысяч извозчиков, и лишь к 1939 их осталось всего 57. Рабочая лошадь с тех пор превратилось в красивое и милое воспоминание, часть эдакого «стиля ретро». А в 1900 году кроме извозчичьих в частном пользовании было еще не менее 40 тысяч лошадей. Конный трамвай, конка, пущенный в 1863 году, тоже требовал огромного количества рабочих лошадей.
Официально скорость движения извозчика ограничивалась 10 верстами в час. «Летящий» частный экипаж (двигавшийся со скоростью не больше 20 – 30 км / час) дружно осуждался всеми классиками как источник опасности для пешеходов.
Конка вызывала у старшего поколения смутные опасения. Согласно семейной легенде, моя прапрабабушка, Капитолина Егоровна, всегда приказывала своему кучеру останавливаться перед рельсами конки и переходила их пешком.
Навоз были обязаны собирать сами владельцы лошадей… но они редко соблюдали этот закон, к огорчению дворников.
Мир петербуржца
Сами по себе новые условия быта могут оцениваться только положительным образом. Но произошедшие изменения сделали совершенно другим бытовой опыт поколений, родившихся в 1970-е годы, чем у их родителей, а часто – даже у их старших братьев и сестер. Произошел не только стремительный рост уровня и качества жизни, но и некоторый культурный разрыв.
Человек, родившийся даже еще в 1940–1950-е годы, жил в доме, который отапливался весело стреляющей, гудящей печкой. Часто он сам носил или помогал носить для нее дрова. От печки шла жаркая волна тепла, дом отапливался этим живым жаром. А растапливать печку было увлекательным занятием. В доме имелось полутемное, немного жуткое место – дровяной подвал, куда и надо было ходить за дровами. Другое непростое место – чердак, где развешивали белье для просушки.