Иногда Жолтовский позволял себе вещи невообразимые. Знаете здание на Калужской площади по его проекту? Строительство этого дома, на котором, в основном, работали зэки, описано в «Круге первом». Мы там проходили практику. Дом по-своему примечательный, многое придумано отлично. Например, конструкцию лестницы Жолтовский не закрыл. Получилось и экономично, и эффектно – благодаря каким-то ренессансным узорам… Приходит на строительство тогдашний председатель Моссовета Яснов. Выражает недовольство архитектурными излишествами. Жолтовский смотрит на него презрительно и начинает буквально орать: «Вон отсюда! Пуговичный торговец! Капусту распределяйте населению!» Такой старик.
Ко мне Иван Владиславович относился замечательно. Помню его фразу: «У меня есть ученики, которые верят в меня как в бога, а есть ученики, которые верят в того же бога, что и я». На подаренной мне книжке написал: «Зое Борисовне, с пожеланием больших успехов, чем у автора этих работ». У нас было такое правило. Сперва обсуждает кафедра, а под конец появляется он. Иногда что-то меняет, но чаще просто высказывает свое мнение. На некоторых, особенно понравившихся, проектах толстым синим карандашом писал: «Спасибо». У меня, не поверите, до сих пор хранится такой лист.
АЛ: Но ведь была жизнь и помимо института? Какие знакомства появились в Москве?
ЗТ: В Москве мне очень помогало то, что я папина дочка. Винокура и Бонди я знала с детства. Хорошо знала Клавдию Николаевну Бугаеву, вдову Андрея Белого, и время от времени к ней ныряла… Клавдия Николаевна познакомила меня с Дарьей Николаевной Часовитиной. Жила Часовитина в Хрущевском переулке у Кропоткинских ворот, работала в Госиздате. Она была – ни больше, ни меньше – дочерью великого князя от морганатического брака, воспитывалась в Аничковом дворце, брала уроки скрипки у Ауэра… Узенькая комнатка, в которой она непрерывно что-то печатала на машинке, была доверху увешана портретами ее предков. Она не особенно скрывала родственные связи, потому что никто ею особенно не интересовался. Так и умерла в этой комнатке.
Я любила бывать у переводчика Николая Михайловича Любимова. Он мне давал некоторые булгаковские рукописи. Как-то засиделись с ним за разговорами. Вспоминаю, что сейчас начнется комендантский час и пулей вылетаю на улицу… Во дворе дети играют в войну. Слышу, как маленький мальчик, копируя голос Левитана, говорит: «Последние известия… Последние известия… Мы сдали ВСЕ города». Это середина сорок третьего года. Еще до Сталинграда. Перспектива тогда была совсем не ясна.