Прочь, прочь от недобрых предупреждений. Чем дальше он будет от них, тем больше шансов обмануть судьбу.
Апостолов встал и начал выбираться. Насколько хватало сил, любезно улыбался соседям и медленно двигался к проходу.
Не так легко покинуть переполненный зал. Ощущение такое, что не только зрители, но и оркестранты смотрят исключительно на тебя.
К тому же страшно мешает музыка. Кажется, тебе в спину улюлюкают скрипки и что-то неодобрительное тянет виолончель.
А медные, медные… Грохочут так, словно собирают вновь прибывших на Страшный суд.
Нет, все-таки смерти не избежать. Жаль, что это случится не в своей постели, а в фойе театра. Правда, солдат, о котором пела певица, тоже умирал на посту, «в траншее», «до наступленья ночи».
За годы рядом с искусством Апостолов привык, что музыка несовершенна. Даже к ушедшим мастерам у него имелись претензии: по крайней мере, он точно знал, насколько их творения нужны зрителю.
На сей раз никакой границы между ним и симфонией не существовало. Наверное потому, когда он уже почти не слышал своего сердца, в оркестре вступили барабаны.
Смог бы Павел Иванович самостоятельно подняться на такую высоту? Его марши и хоры говорили о том, что чувствуют многие, а Дмитрий Дмитриевич написал только о нем.
Апостолов так и подумал: Дмитрий Дмитриевич. Захотелось сказать композитору, что настолько сильно он никогда не чувствовал музыку, но все же решил отложить разговор.
После того, как стихли аплодисменты, Павел Иванович уже не имел права медлить. Следовало подождать, когда зрители покинут фойе, и сразу начать собираться.
Еще он поразмышлял над словом «репетиция». О том, что ад в его жизни уже был. Изображенный настолько явственно, что можно было не сомневался в том, как будет выглядеть настоящий.
Через несколько дней Шостакович писал другу в Ленинград: «В Москве произошли печальные события. Скончался главный режиссер цирка Арнольд Григорьевич Арнольд. Он был славным человеком. Во время пятого номера моей симфонии стало дурно музыкальному деятелю Павлу Ивановичу Апостолову. Он успел выйти из битком набитого зала и через некоторое время скончался».
Почему-то сразу узнаешь Дмитрия Дмитриевича. Отчетливо представляешь его крепко сжатые губы и взгляд, направленный в себя.
Обращаешь внимание на то, насколько все продуманно. Вроде бы жанр письма предполагает необязательность, но здесь все на своем месте.
Вот что такое эзопов язык. Не только расположение фраз, но даже порядок слов тут имеет значение.
Действительно, стоит вчитаться. Отчего печальных событий несколько, а симпатичный человек один? При этом Арнольд назван режиссером, а Апостолов музыкальным деятелем.