АЛ: А почему он не мог поиграть с дочками? Или, к примеру, с женой?
ЗТ: Видно, не желали. К тому же и дочки были совершенно не те. Им бы в карты, в «дурака». Елена Константиновна была чтица, рубенсовского типа дама. Часто мне говорила: «Не понимаю, почему я вас люблю. Я отлично знаю, что вы меня терпеть не можете». Я очень смущалась, а Александр Александрович говорил: «Ну, конечно, Леночка… Потому что ты плохо ко мне относишься»… Во время войны Александр Александрович с Еленой Константиновной развелся и женился на Наде Навроцкой. Это была очень красивая женщина итальянско-армянского происхождения.
Я так прижилась в этом доме, что как-то мы вместе встречали Новый год… У Осмеркина был любимый ученик Коля Сергеев. Парень он был немного простоватый. И очень восторженный. В это время Коля заканчивал институт, защищал диплом, и Осмеркин с ним много возился. Коля настолько верил своему учителю, что влюбился в меня. И еще как! До самой смерти он писал мне письма. У него уже была семья, дети. По дороге к Осмеркину мы с Колей всегда старались украсть для Александра Александровича полено-другое. Мастерская была гигантская, со стеклянным потолком, метров семь высоты. Труба от печки невероятно длинная. Просто километр трубы. Александр Александрович положит полено в печку, чуть расстегнется, заулыбается и гордо так говорит: «Немного тепла, разговоры про искусство, и я – Осмеркин».
Рассказы были удивительные! Помню историю о том, как перед входом в «Бродячую собаку» Есенин читал ему стихотворение «Собаке Качалова». Говорил он об этом с упоением, с горящими глазами. Анна Андреевна называла Осмеркина «милым другом». Мопассановский смысл тут тоже присутствовал. Александр Александрович был дамский угодник… Вскоре Осмеркин познакомился с папой и мамой, стал бывать у нас… Летом сорок пятого года, сразу после войны мы с Александром Александровичем, моим преподавателем Юрием Никитичем Емельяновым и студенткой Архитектурного института Валей Лютиковой поехали в Пушкин… Кругом руины, повсюду находили мины. Купались около Камероновой галереи. Купальных костюмов у нас, понятно, не было, поэтому мужчины отправились в одну сторону, мы с Валей – в другую. Входим в воду – и вдруг я слышу голос Юрия Никитича: «Зойка-то наша – чистый Майоль». Я потом долго мучалась: кто такой Майоль? Хорошо это или плохо?
АЛ: Осмеркин, насколько я помню, учился в Екатеринославе в одном классе с Вертинским.
ЗТ: Еще у них был третий товарищ, такой Давид Аркин. Как-то Осмеркин показывал мне свои гимназические фотографии, и я ему сказала, что этот Аркин у нас в Архитектурном преподает. На это Осмеркин рассказал, что в гимназии они все трое любили порассуждать о своем будущем. Сам Александр Александрович говорил, что станет «художником», Аркин видел себя «приват-доцентом», Вертинский – «знаменитостью».