Прошел час, и я уже сам не могу поверить в такое странное происшествие. Не обман ли это зрения? Ты знаешь, Дженни, какое острое у меня зрение и какая исключительная память на лица. Если я хотя бы раз видел человека – мой мозг запечатлевает его, словно фотографический аппарат. Ни разу в жизни мне не доводилось обознаться.
Нет, я думаю, дело не в моем зрении. В нашем английском госпитале прячется какое-то двойное дно. Что-то странное происходит в доме. Мне ужасно любопытно разобраться – что именно? Обожаю загадки.
Обнимаю тебя, моя дорогая Дженни. Передавай привет папе и миссис Уайтлер.
Твой Юджин
10 июня 1916 г.
Моя дорогая Дженни!
Мы все потрясены. Гибель крейсера «Хэмпшир» у шотландских берегов, смерть нашего военного министра фельдмаршала лорда Китченера, героя английской нации, – трагедия для Британии.
Это ужасно, но пошли слухи, что катастрофа – следствие возможного предательства союзников. Германская подлодка, потопившая «Хэмпшир», не оказалась же случайно на месте следования крейсера?
Разговоры эти мне ужасно не нравятся: здесь, в России, я каждый день вижу людей, которые искренне сочувствуют нам. Я вижу, как много усилий прилагают русские, чтобы победить в войне.
С другой стороны, те, кто спорит со мной, выдвигают неопровержимый аргумент: в России в отличие от Англии о визите британского министра не говорил только ленивый. Его очень ждали и не держали в секрете его приезд.
Из всего этого я делаю вывод, что германская разведка здесь, прямо у нас под боком, действует весьма умело и эффективно. Мы все должны научиться осторожности. Жизнь по законам военного времени требует бдительности.
Дорогая Дженни, если помнишь, я рассказывал тебе о странных происшествиях в госпитале. Мне страшно хотелось прояснить вопрос о потайных ходах в доме.
Разумеется, самым правильным было бы спросить об их наличии самого владельца дома, князя Дмитрия. Если бы мы обсуждали это с тобой, не сомневаюсь, что именно такой совет ты дала бы своему мужу.
Но увидеться с князем Дмитрием не представляется возможным: я говорил тебе, образ жизни этого блестящего аристократа не совпадает с образом жизни скромного госпитального врача по имени Юджин Гарденс.
Поэтому я предпринял самостоятельную попытку исследовать библиотеку. В конце концов, ведь нам разрешили ею пользоваться, так что я не нашел моральных препятствий для своего любопытства.
Внимательно рассмотрев и изучив – подергав, потрогав и простучав – каждый шкаф с книгами и каждую деревянную панель в комнате, я могу уверенно утверждать, что в нижней части библиотеки никаких потайных ходов нет.