– А сколько вашей сестре лет? – поинтересовались мы.
– Да кроме Матти, никто уж не вспомнит, – подала голос какая-то из баб, глядевших на нас из-за забора. Старуха Устинья строго зыркнула на выскочку.
– Кто такой Матти? – спросила я. Никто не ответил.
– За мной идите, – приказала бабка Устья. – И ты тоже! – велела она Федке. Похоже, никто в Корбе не смел ослушаться эту старуху командиршу.
Мы, разумеется, тоже.
* * *
Страх, который вызвал во мне вид здешнего леса, избыток дорожных впечатлений или просто духота в избе, где мы устроились на ночлег, – не знаю, что именно стало причиной, но крепко заснуть не удалось.
Далеко за полночь я проснулась от какого-то шороха или скрипа.
Открыла глаза, но темнота в избе стояла такая, про какую говорят – хоть глаз выколи. Не имея возможности видеть, я острее обычного воспринимала звуки, и это было неприятно. Я пыталась слушать размеренное дыхание спящей под боком Ольги и тихое сопение Тани на соседней лавке, но в уши лезли странные крики ночных птиц в лесу, потрескивание старого дерева на чердаке, шебуршание мышей в стенах.
И тут я отчетливо услышала чей-то сердитый голос:
– Не ходи к нему.
Кровь бросилась к моим щекам, сделалось невыносимо жарко. Что это? Кто это сказал?
Я откинула одеяло, потихоньку слезла с кровати, подошла к двери. В сенях кто-то был.
В приоткрытую щелочку я увидала, как за дверью шевельнулись две тени.
Я прислушалась. Сердитый голос бабки Устьи выговаривал кому-то:
– Ума у тебя нет, что ли?! Еще бы не страшно старику помирать! Да только ты меня не жалоби. За свои мерзости он расплачивается. Сколько лет ждали, что он нас от себя освободит, а тут ты… явился. На рожон лезешь?! Против обчества…
Последнее прозвучало зловеще, как угроза. Но вдруг бабка взволновалась.
– А ну, стой-ка! Что это там? Мерещится мне… Ты, когда сюда шел, ничего не видал? За колодцем? Последнее время у нас с водой плохо…
Ответа я не разобрала. Потом говорящие притихли. Я затаила дыхание. И снова раздался свистящий старушечий шепот:
– Ладно, иди спать. И смотри – молчок! За приезжими этими поглядывай. Девки бойкие, парни шустрые. Не ровен час…
Я удивилась – чего это старуха нас опасается, чем это мы ей не угодили? Но разговор в сенях уже окончился. Собеседник старухи что-то буркнул и, потоптавшись, ушел.
Едва я успела лечь и укрыться одеялом, в сенях скрипнула дверь – вошла бабка Устья.
Приблизившись к кровати, где лежали мы с Ольгой, бабка постояла над нами, слушая дыхание спящих девочек.
Что-то тихо побормотала себе под нос – вроде бы молитву, не знаю – и ушла к себе на полати, за занавеску, спать.