«Здесь какой-то хитроумный фокус», – убеждал себя Петр. Ему сделалось не по себе.
Тем временем Гуссе так же прошил ладони и плечи некрасивого юноши-дегенерата – обильно потекла кровь, но юноша не проснулся.
Шум в театре нарастал.
Робер Гуссе назидательно заметил, глядя со сцены в зал:
– Состояние каталепсии подобно смерти.
Приблизившись к Анниньке, он занес иглу над ее сердцем.
– Эта девушка совершенно ничего не почувствует, – заявил мучитель.
И, не обращая внимания на роптание публики, резко вскинул вверх руку со спицей и ударил. Было слышно, как лязгнула сталь, скользнув по кости ребра, и, пройдя насквозь мягкое тело, со стуком вонзилась в деревянный настил.
Тело Анниньки конвульсивно дернулось и обмякло. По белому корсажу побежал ручеек крови.
Убил?!
Петр вскочил и кинулся к сцене, но крепкие руки служителей театра остановили его в проходе.
– И, наконец, последняя, самая интересная стадия управления человеческой волей: сомнамбулия. Музыка!
Гуссе поднял руку – резко взвизгнули скрипки, грянули литавры, дым пеленою окутал сцену, а когда немного развеялся, стало видно, что «мертвые» восстали.
В своих окропленных кровью платьях они двигались сумбурно и странно, повинуясь взмахам рук Гуссе, изгибали тела самым невозможным и диким образом. Чернобородый доктор, взобравшись на возвышение на сцене, управлял их танцем, потрясая узловатыми растопыренными пальцами, – и спящие слушались его, дергаясь на нитках, как слушаются кукловода марионетки.
Когда доктор издал резкий гортанный крик – очевидно, это была какая-то команда, – сомнамбулы сделались вдруг агрессивными. Со злобным клекотом они набросились на старуху помощницу и принялись бить ее, по-прежнему не открывая глаз и не просыпаясь.
Кто-то из них выхватил нож, блеснуло лезвие – горбун всадил его в горло старухе. Обилие кожных складок на шее ее не спасло: яркая артериальная кровь брызнула фонтаном.
Зрители завизжали, первые ряды повскакивали с мест. Возникла паника. Музыка продолжала громыхать, сводя с ума нарастающей какофонией, заглушая крики в зале.
Старуха, очевидно, была уже мертва, но сомнамбулы продолжали трепать бесчувственное тело. И тут кто-то включил прожектор в глубине сцены.
В обжигающем луче света Петр увидал вокруг себя разъяренные, безумные лица зрителей, забрызганные кровью; черные рты, распахнутые в яростном беззвучном крике. Где-то на сцене мелькало белое платье Анниньки, пляшущей среди убийц.
Голова Петра пылала, в ушах стоял звон, в груди разливался жар… Несчастный студент чувствовал себя близким к помешательству и едва держался на ногах.