Нэлл лежала в ложементе, чувствуя даже не страх, а холодную липкую тоску. Лоб горел, и, судя по ознобу, температура продолжала повышаться. Ее ждало еще несколько часов терпимого самочувствия — а потом она начнет задыхаться и откашливать клочья сгнивших легких. Как это происходит, она хорошо знала по художественным фильмам-катастрофам, научно-популярные фильмы наглядно показывали, как это происходит с мышами и морскими свинками.
Она сжала виски ледяными пальцами. Если закрыть глаза, можно представить, что это сон. Что сейчас она проснется, и окажется, что все в порядке, что она просто лежит лицом вниз, уткнувшись носом в подушку. И можно будет перевернуться и вдохнуть полной грудью вкусный свежий воздух… Нэлл против воли глубоко вздохнула, скривилась от боли и открыла глаза.
Ничего не будет. Это не сон.
Они все умрут. Том, Марика, Линда. Дэн, Алекс, Пиркко… все.
Нэлл сняла шлем, пошла в санузел, еще раз прополоскала рот. Высунула язык. Он был желтовато-коричневый от налета. Один из классических симптомов, маркер развития болезни… Будь все проклято.
Она вернулась в комнату, прилегла на кровать. Что же ей делать? Надо чем-то занять себя, чтобы не думать о смерти, о той черной бездне без света, воздуха и надежды, что ей приснилась ночью и теперь приближалась с каждым часом. Подготовить статью она уже явно не успеет, да и жалко тратить на это последние часы жизни. Написать письма маме и Мэри Митчелл? Написать завещание? Подписать-таки с Томом брачный контракт?
При мысли о Томе горло свело судорогой, совсем не связанной с болезнью. Ее вдруг захлестнула мучительная жалость к себе, жалость к нему, горькая обида на то, что они ничего не успели — и она разрыдалась всухую, без слез, уткнувшись лицом в подушку, а легкие рвало болью при каждом судорожном всхлипе. Она вспомнила, как не хотела отдавать Точку, не хотела покидать станцию, чтобы не расставаться с Томом — а сейчас это казалось глупым детским капризом, сейчас она легко приняла бы и разлуку, и смерть, только бы знать, что он спасется, что он останется жив…
Звякнул вызов по громкой связи, и Нэлл приподняла голову. Надо было подойти и принять звонок… надо было взять себя в руки.
Она слезла с кровати и сделала три шага до ложемента. Надела шлем. Хотела сказать «да», но голоса не было — из горла вырвалось невнятное сипение.
— Вся система воздушных фильтров набита спорами этой дряни, — сообщила Марика. Ее голос тоже был хриплым, но, по крайней мере, она не рыдала. — Как оказалось, условия внутри фильтров благоприятны не только для цианобактерий, но и для европейских экстремофилов… не говоря уже про то, что ультрафиолет, даже жесткий, их не берет.