— Вот артист, да по нему Голливуд плачет! — восклицает лысый борец-шофер Махарадзе.
— Мы-ыы-ыыы! — тяну я как можно тоскливее.
— Господи! — крестится старуха Виолетта. — Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную!
— Ишну-у-уу-ала-а-аа! — продолжаю стонать, вспомнив дарнасский.
— Нехристь! — тычет в меня пальцем старуха. — Как есть нехристь! Господи…
— Да помолчите вы, бабушка! — раздраженно перебивает ее Махарадзе. — Эй, парень, с тобой все нормально?
Я замолкаю. В тишине поднимаюсь, опираясь спиной о стену, и слышу, как отчетливо хрустнули мои колени. Поднимаю правую руку, и опускаю ее в направлении старухи Виолетты:
— Ты! Раба божья Виолетта! Фамилия твоя Реброва, услышь же меня!
Старуха неистово крестится, шепчет молитвы, но отвести глаза не может. Она почти парализована.
Перевожу руку на толстуху.
— Ты! Айгуль Рамазанова, внимай!
— Ты! — мой указательный палец чуть не упирается в лоб шофера-борца. — Анатолий Махарадзе, слушай меня!
— И ты! — очередь доходит до старика. — Гражданин Марк Залесский, повинуйся и слушай!
У Рамазановой изо рта вываливается жвачка. Перст старухи замер у левой груди. Залесский на грани инсульта. Один Махарадзе ухмыляется:
— Фокусник, да?
— Не устал шоферить, Анатолий Гивиевич? — спрашиваю его уже обычным голосом. — Ирина Ароновна как, не скучает?
Вот и Махарадзе впечатлился, только заиграл желваками.
— Люди, у меня что-то не то с головой. Я вижу вас насквозь! Но из-за этого, боюсь, голова не выдержит! Мне очень, повторяю, очень надо как можно скорее к врачу. Пустите вне очереди?
— Да и пусть идет! — оживает Айгуль. Речь зашла о материях приземленных, а мое сольное выступление лично ей больше ничем не угрожает.
— Иди, соколик, иди, — бормочет бабка Виолетта.
Махарадзе просто кивает в сторону двери.
— Спасибо, — чуть не шепотом благодарю и встаю возле двери.
— Слушай, парень, не знаю, как тебя зовут… — трогает меня за плечо шофер.
— Филипп.
— Скажи, Филипп… А Ирина сильно скучает?
Я смотрю в его выпуклые, с сеткой морщин вокруг, повидавшие жизнь глаза, и через паузу отвечаю:
— Сильно скучает, Анатолий Гивиевич.
Махарадзе стискивает меня в объятьях.
— Спасибо, дорогой, век не забуду! — чуть не кричит он и, не прощаясь, бежит по коридору клиники на выход.
Ваша репутация у Анатолия Махарадзе повысилась!
Текущее отношение: Почтение 10/210.
Вот это номер! Один маленький поступок — всего-то два слова, но большой скачок с неприязни сразу к почтению.
В этот момент из кабинета врача выходит посетитель, а за ним сама Ольга.
— Что это вы тут расшумелись?
Очередь молчит.