– Ага, – проследив за моим взглядом, хохотнул один из провожатых, – там будешь болтаться, вор.
За дверью в основную башню у меня отобрали жилет, обыскали и повели по коридору. Из каждого крохотного окошка в толстых кованых дверях меня провожали взгляды, непохожие на человеческие. Они и не люди. Те, кто угодил сюда, скоро забывают всё, что было прежде, что отличает нас от зверей. Они знают лишь жестокость, голод, боль и жажду свободы. Впрочем, последнее тоже скоро стирается. Я как-то общался с одним стариком, который большую часть жизни провел за решеткой. По его словам, он тосковал только «по бабам и пойлу». Причем, по первому в меньшей степени.
Меня втолкнули в свободную камеру, такую узкую, что в ней с трудом помещалась койка. Торчащая из стены труба служила и горшком, и рукомойником. Запах от нее шел соответствующий.
– Добро пожаловать, – осклабился конвоир, снимая кандалы.
Я инстинктивно потер запястья, чтобы избавиться от ощущения тяжелых браслетов. Кожа саднила. Но эти физические неудобства были мелочью по сравнению с тем, что я испытал, когда дверь захлопнулась, и я остался в темноте. Понемногу глаза привыкли к слабому освещению, проникающему через крошечное окошко в двери. Это зловоние, улюлюканье соседей через стену, мрак, липкий ужас, проникший за воротник – все это едва не вынудило меня кинуться на стену, царапать ее ногтями и орать в бессилии и панике.
Сев на койку, которая заскрипела под моим весом, я опустил голову и закрыл глаза. В том, что случилось, виноват я. И наказание понес заслуженное. Не за то, что воровал, а за то, как глупо попался. Я знал, что этот день мне дан для размышлений и подготовки. А ночь только укрепила меня в решении.
Утром, когда стражник принес мне завтрак – какую-то отвратительную, воняющую рыбой похлебку, я сказал, что готов побеседовать с сыщиком Гилбертом Вилсоном. В ответ послышался смешок и издевательское обещание немедленно передать моё приглашение.
Похоже, егеря решили меня проучить. Через день за мной прибыл младший сыщик. Как я услышал, его имя Дасти Пилс. Он появился в лакированных туфлях, настолько зеркально-чистых, что пускал носками солнечные зайчики по стенам темницы. Сегодня он был в желтой рубашке и твидовом жилете, который болтался вокруг его тощего туловища. И этот человек пытается заслужить внимание леди Илайн?
– Иди за мной, – сказал он, поворачиваясь спиной. – И без глупостей.
Будь его воля, меня бы вели сейчас не в повозку, а на виселицу. Мы не обмолвились ни словом, пока ехали в карете, и это к лучшему. Я все еще пытался сообразить, как выкрутиться из этой истории и в какой город податься.