Ярка всплакнула об отце, но воспоминание о матери согрело душу, ее девушка всегда любила больше.
– А село наше, девки, совсем не там теперь стоит, – немного успокоившись, стал рассказывать Ясько. – Его крестоносцы сожгли, да мы тогда уж далеко были. Мы с мужиками, как вас забрали, комтура, зверя лютого, к себе заманили, да и повесили на кресте большущем, как собаку бешеную. А сами в лес подались всем селом и там новые хаты поставили. Вы бы, небось, и не нашли сами. Но теперь вместе пойдем. Война-то уже кончилась.
Счастливый и даже помолодевший Ясько увел девушек в свой стан, где было еще три мужика из их мест, и вскоре они все отправились в свою Земсту, что выросла в мазовецкой земле вместо сожженного тевтонцами Пильно. И невдомек было простому мужику Ясько, что своей местью за уведенную в плен дочь он приблизил войну с рыцарями ордена еще на несколько шагов.
Краков, осень 1410 года
Король Владислав с частями своей победоносной армии возвращался в столицу Королевским трактом. Он начинался от церкви Святого Флориана за пределами города, где покоились мощи святого покровителя Польши, и проходил внутрь высоких городских стен через Флорианские ворота с мощной оборонительной башней, которую опекал цех меховщиков, чрезвычайно гордых сегодня.
Настроение у всех было приподнятым, праздничным, ожидалось большое и яркое торжество. Но ни Янек из Збыховца, ни Раймонд де Клер из Ягелонца, ни их спутники этого праздника не увидели. Возле самой церкви Святого Флориана с двух сторон дороги, по которой шло войско короля, стояли люди из Збыховца, внимательно вглядываясь в проходящих мимо воинов. Они и выловили из потока своего пана, а следом за ним выбрались и остальные. Услышав вести, которые привезли его люди, Янек побледнел как полотно и крепко сжал кулаки. Оказывается, буквально пару дней назад на их поместье было совершено нападение очень жестокого иноземного рыцаря. Он хотел увезти из поместья малышку Ольгицу и жену рыцаря Ласло Данельку. Ингуш кинулась защищать ребенка, но злобный рыцарь с кривой усмешкой всадил ей нож в выпирающий уже живот и унесся, увозя рыдающую девочку и потерявшую сознание Данельку.
– Их еще можно догнать, – взволнованно говорил воин из Збыховца, – они не могли уехать далеко с ребенком и женщиной в тягости.
Тут уж и Ласло побледнел как смерть и, сцепив зубы, проскрежетал:
– Едем вдогонку, пан. Сей же час едем. Мы должны догнать их.
– Едем, Ласло, – отозвался Янек, едва сумевший устоять на ногах от известия. Он потерял любимую женщину, жену, которую клятвенно обещал умирающему пану Пешеку оборонить от всех бед, и это было горе неизбывное. Но он должен был спасти свою дочь.