Он набрал номер Тины, но телефон был выключен, и Леонтьев решился набрать номер Бережного. С одной стороны, он, конечно, генерал и личность занятая, с другой – у Леонтьева не оказалось больше ничьего телефона. Из всех причастных лиц он записал в тот день только телефон Бережного, а надо было взять номер у той рыжей девицы с выдающимся бюстом, она все время была с Тиной, и уж она-то знает, где ее подружка спряталась.
Хотя представить, что Тина – чья-то подружка, Леонтьеву было сложно.
– Тина нездорова. – Голос у Бережного был усталый и отстраненный, как голос человека, занимающегося одновременно множеством дел. – И я не думаю, что сейчас подходящее время для того, чтобы вести с ней какие-то беседы. Юристы уже занимаются бумагами, Тина подписала доверенность на представление ее интересов одной очень настырной даме, которая обязательно выяснит, что к чему.
– Я просто хотел объясниться, и карточку ей сегодня же разблокируют, и в дом свой она может вернуться, я не собираюсь ее оттуда выгонять.
– Я передам ей. – Бережной зашелестел какими-то бумагами. – Но я боюсь, если сейчас начать давить на Тину больше, чем нужно, она вполне может заболеть.
– Там нервы, как у слона. – Леонтьев раздраженно засопел. – Ей все нипочем! Никогда не видел, чтобы она выказывала хоть какие-то эмоции.
– А, ну да. – Бережной хмыкнул. – Кстати, вам надо позвонить в морг. Эксперты закончили работать с телом вашей жены, и думаю, вы сможете его забрать для погребения в ближайшее время.
Леонтьев понимал, что Бережной только что щелкнул его по носу, переключив его внимание с Тины на похороны Милы, но настаивать не решился. Ему очень понравился генерал – он оказался человеком именно такого склада, что импонировал Леонтьеву: хороший спец, порядочный человек на своем месте, и душевный, без казенщины. И в людях разбирается, и подход не формальный.
Швырнув телефон в кресло, он уставился за окно, размышляя.
Собственно, что ему до Тины, какая разница, что она станет думать? Конечно, она думает, что он, Леонтьев, был с Семеном в деле, и пусть бы думала, какая разница? Но отчего-то хотелось, чтоб она знала правду. Чтобы ее глаза не смотрели с таким презрением.
Ее глаза, такие же, как у Анны. Тина – это все, что осталось от Анны. И Анна очень любила свою дочку, вот Штерн, скорее всего, вообще никого не любил, но Анна-то любила, он точно знал! А он мало того что все эти годы с неприязнью относился к Тине, но даже и теперь никак не поддержал ее.
– Это потому, что она тогда ничего не сказала.
Леонтьев сам слушал свой голос – теперь, когда не стало Милы, ему не с кем поделиться своими мыслями, а он привык проговаривать проблемы вслух. Что ж, проговорит сам для себя.