– Я почему-то сидела под столом?
Тина обхватила голову руками. Нет, не вспомнить, ни за что не вспомнить. Вот если бы знать, где тот дом, зайти туда, но… Она вернулась из Лондона уже в новый дом, на улице Веснина. И ни разу не вспомнила, где жила раньше. Она помнила отца, помнила Елену Игоревну, но ни разу ни о чем не спросила у них, почему?
Она никогда не жила в том новом доме больше недели. Приезжала вроде как для приличия, но вряд ли это нужно было отцу. Впрочем, с ним никогда нельзя было быть уверенной, что он на самом деле думает, потому что думал он как-то очень многоэтажно. А ее интересовали вещи, которых отец не то чтоб не понимал, но категорически не признавал важными.
Тине была важна игра света на старых картинах и кружевные воротники на костюмах людей, от которых уже и памяти не осталось, но они были! А сколько их было, как они выглядели, никто уже никогда не узнает. Или это неважно? Но вот люди, которые хоронили своих умерших не в земле, а в катакомбах Палермо, например, – они хотели сохранить их, и кое-что сохранить удалось, хоть это и выглядит ужасно с точки зрения современного человека, но как-то завораживающе ужасно. И вот почему родители сохранили Розалию Ломбардо, Тина тоже понимает. Они не могли с ней расстаться, они боялись, что со временем забудут ее лицо, и так сильно ее любили, что не могли этого допустить. И мысль, что ее тело превратится в горстку уродливого зловонного праха, была им невыносима. Жить день за днем и думать о том, во что каждую минуту превращается тело твоего ребенка, было им невыносимо. Вот сегодня провалились глаза, завтра отслоилась кожа, процесс гниения… И ничего нельзя сделать, потому что она заперта в ящике под землей, и защитить ее невозможно. Конечно, родители не могли вынести этого, как и смириться, потому и сохранили Розалию как сумели. Говорят, Салафия был колдуном.
И Тине тоже казалось важным – сохранить то, что сделали люди, голоса которых давно умолкли. За них говорят здания, картины, предметы искусства и быта. Люди ушли, а это осталось, чтобы говорить о людях – и за людей.
Да, это тоже прошлое, которое нельзя изменить, но знание этого прошлого не нанесет Тине вреда, и оно может принадлежать ей, раз уж ее собственное прошлое оказалось под запретом. И это прошлое мира, прошлое людей, которых давно оплакали, и оплакавшие тоже мертвы – оно общее, и его можно ощутить, как ощутить свою принадлежность к миру людей. И смотреть широко раскрытыми глазами, и ощущать покой и целостность.
Потому ей нужно уехать.
Тина вздохнула – решение принято, и толковать здесь больше не о чем.