— Конечно, конечно!
Он все помнил, память услужливо подкидывала ему картинки одну за другой: вот он поднимается на сессии, чтобы задать вопрос Ударникову, который стоит на трибуне. Сергей сосредоточен, ведь от ответа главы будут зависеть его дальнейшие действия. Депутат краем глаза видит делегацию хлебозавода. Вдруг что-то сдавливает ему горло — он не успел даже крикнуть. Наступили тишина и темнота. Пестерев помнил только ставшее вдруг большим удивленное лицо Якова Ударникова, которое медленно расплылось и ушло во мглу.
— Как вы сейчас себя чувствуете?
— Голова еще тяжелая, а так неплохо, — ответил он.
— Сергей, скажите, кто мог желать вам смерти?
— Да нет у меня врагов.
«Может, и правда политическая провокация какая-то?» — задался Сергей вопросом и не мог пока сам себе ничего объяснить: почему провокация и почему вдруг политическая?
— Могла инициатива по отзыву стать поводом для вашего отравления?
— Не знаю. Это все равно было бесперспективное занятие, не прошел бы никогда отзыв.
— А тогда зачем? Зачем эти страсти, действия, движения?
— Нам надо было заострить ситуацию.
— Ну вот и заострили, теперь вас просто вывели из игры.
Сергей хотел ответить, но голова резко закружилась, вместе с ней закружилась кровать, и он вцепился в нее, чтобы не упасть. Он слышал, как у него над головой закричали:
— Врача! — И снова навалилась темнота. Пестерев потерял сознание.
Он уже не видел, как забегали врачи и немедленно начали делать массаж сердца.
Пестерев летел по длинному белому коридору, пытаясь остановиться и ухватиться за стену, руки скользили. Стена была ледяной, капельки воды застывали на пальцах и горошинами скатывались в ладонь. От этого было холодно. Он стремительно летел дальше, путаясь в снежных катакомбах.
Коридор вдруг закончился, и в большой светлой комнате он увидел сидящего к нему спиной мужчину.
— Папа? — сразу понял, почувствовал Сережа и закричал: — Папа!!!
Мужчина протянул к нему ладони, они были мозолистые и жесткие. Папины руки пахли знакомым и чем-то забытым — корицей, табаком, кофе.
Сергей уткнулся ему в колени, накрыл ладонями голову и заплакал:
— Нашел тебя, я нашел тебя! Папочка, почему ты меня бросил?
Папа молчал и гладил его по голове, по-мужски крепко и в то же время щемяще-нежно, как могут это делать только любящие отцы.
Он хотел ему многое рассказать, но вдруг увидел, как от стены отделилась женщина в синем капоре.
— Тебе надо идти со мной, — сказала она.
— Я хочу остаться с папой. — Он заплакал.
Странная женщина в странном головном уборе жалостливо смотрела на него.