Тамбовцев и Ларионов переглянулись. Разговор явно свернул куда-то не туда. Конечно, такое было не исключено. Увидев живого Хрущева, такого молодого и не успевшего еще нагадить, очень многие постарались бы сделать так, чтобы карьера этого политического клоуна оборвалась, даже не начавшись. Это факт. Но если Никитку действительно замочили кастетом темной ночью в переулке, то инициаторами такой акции могли быть только рядовые и младший командный состав. Если бы решение принимал Бережной, то Хрущев бы никуда не исчезал, а помер в результате абсолютно естественных причин – тому имеется много способов. Офицер рангом поменьше, скорее всего, доложил бы по команде, так что опять бы решение принимал бы Бережной. В любом случае командный состав имел представление о том, что такие люди как Хрущев находятся в черном списке, и любая их попытка выдвинуться на уровень выше районного будет безжалостно пресекаться, чтобы они не смогли нанести большого вреда. Убивать Хрущева было так же бессмысленно, как гоняться за отдельно взятым комаром, убийство которого ничего не изменит. Бурлящие низы тут же вытолкнут ему смену, и как бы новый «Никишка» не оказался бы хуже старого. А на того, кто придет вместо убиенного, уже никаких ориентировок нет. И пойдет эта сволочь в самые верхи партии, и вот тогда держитесь все – никому мало не покажется.
Сталин посмотрел на озадаченные лица пришельцев из будущего и махнул рукой.
– А, ладно, – сказал он, – если вы действительно ничего не знаете, то будем считать, что этот Хрущев сам виноват в своей смерти. Но доведите там до всех своих, чтобы больше никто у нас не пропал. Злостные оппозиционеры у нас народ штучный и все на счету. Но, раз уж на то пошло, давайте выпьем за упокой души Льва Давидовича и всех его присных, чтобы им там икалось как следует.
Выпили, прислушались к себе. Все же хорошо красное грузинское вино, которое ничуть не туманит ум, делая мысли четкими и прозрачными.
– А все таки покойник был отчасти прав, – выпив и отставив в сторону стакан, сказал адмирал Ларионов.
– В чем именно, товарищ Ларионов, он был по-вашему прав? – поинтересовался Сталин. – За свою жизнь он столько разного наговорил, что всего и не упомнишь.
– Только в одном, товарищ Сталин, – усмехнулся Ларионов, – в том, что так называемая Мировая революция процесс не одномоментный. И только.
Сталин снова потянулся за кувшином с вином.
– Поясните свою мысль, товарищ Ларионов, – произнес он, – кажется, вы раньше говорили, что вы против теории перманентной революции. Или вы изменили свое мнение по этому вопросу?