— Вот как? Только я? — Вика схватила его за плечи и встряхнула. Тогда иди сюда!
Стасик сперва не понял, настолько он был погружен в свои переживания и горькие раздумья о своей несостоятельности и о том, что после таких признаний Вика должна его немедленно оттолкнуть. А потом он даже не вскрикнул, а захрипел. Обняв Вику, он вместе с ней повалился на диван, он мял её тело, а она изворачивалась в его объятиях, расстегивая пуговки и «молнии» на своей одежде. Их судорожная возня скорей напоминала борьбу, чем любовные объятия. Когда Стасик скинул джинсы, Вика запрокинула голову, заставляя себя не смотреть, и закусила губу. И все же не удержалась от того, чтобы поправить Стасика:
— Вот так… Входи чуть снизу… А то больно, будто… И… — это «и» перешло в короткий стон, и почти сразу же все было кончено. Стасик отвалился от Вики, тяжело дыша и чуть ли не с недоумением глядя на девушку. А она, присев, смотрела на него с не меньшим недоумением.
— Вот и все… — пробормотал Стасик.
Вика кивнула и провела рукой по дивану.
— Кровь… — сказала она. — Меньше, чем бывает… если верить рассказам, — ока коснулась своего рта, сразу отняла руку. — И здесь кровь.
Она до крови прокусила себе губу, ожидая того страшного и неведомого, что должно произойти.
— Я… — Стасик говорил с трудом, будто после отчаянного забега на длинную дистанцию. — Я должен был… В этой китайской книге по искусству любви… ну, где они все называют «нефритовые ворота» и «нефритовый столб»… там написано, что очень часто, лишая девственности, надо подкладывать подушку… тогда входишь мягче и под нужным углом… но я… я так… меня так захватило…
— О чем ты говоришь? — пустым голосом произнесла Вика.
— О том, что я должен был позаботиться о тебе… Чтобы тебе было хорошо.
— Мне и так было хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.
— Правда?
— Правда. А тебе?
— Мне тоже, — сказал он. — Только жалко, что все произошло так быстро. Будто, действительно, вспышка молнии. Но ведь потом у нас все это будет происходить дольше, всегда так…
— Да, — она ещё не могла прийти в себя, не могла разобраться в своих чувствах. И мысли были в полном смятении.
— Теперь ты больше не будешь бояться? — спросил Стасик.
— Нет, — машинально ответила она.
— И я не буду, — Стасик пододвинулся к ней, обнял её, бережно и немножко неловко, а она положила голову ему на плечо.
— Я тебя люблю, — сказала она.
Ее глаза теперь отливали особым огнем, сумрачным и светлым одновременно, и этот огонь преображал не только её саму, но и Стасика.
— И я тебя… — сказал он. И добавил. — Мы теперь взрослые.