«Айседора Дункан, оставленная Есениным, рассказывала мне со слезами на глазах:
– О, это было такое несчастье!.. Вы понимаете, у нас в Америке актриса должна бывать в обществе – приёмы, балы… Конечно, я приезжала с Серёжей… Вокруг нас много людей, много шума… Везде разговор… Тут, там называют его имя… Ему казалось всегда, что над ним смеются, издеваются, что его оскорбляют… мы немедленно уезжали… А как только мы входили в свой номер…я ещё в шляпе, в манто… он хватал меня за горло и, как мавр, начинал душить… «Правду, сука!.. Правду!.. Что говорила обо мне твоя американская сволочь?» А я могу уже только хрипеть: «Хорошо говорили, очень хорошо…» Но он никогда не верил… Никогда!» – пишет Анатолий Мариенгоф в «Романе без вранья».
Деструктивный человек смутно или отчетливо ощущает свою плохость, лицемерие и иногда проговаривается, как бы в приступе откровенности и самоуничижения: «Я гадкая, я ему мозги компостировала и тебе буду», «Я злой, я очень злой», «Неужели я похож на безжалостного паучину?», «Связь со мной смертельно опасна», «Люблю, когда из-за меня бабы плачут».
Крайне серьезно отнеситесь и к подобным откровениям:
«Я сам боюсь этого, не хочу, но знаю, что буду бить. Вас я не хочу бить, вас нельзя бить. Я двух женщин бил. Зинаиду и Изадору (Зинаида Райх и Айседора Дункан, первая и вторая официальные жены Есенина. – Т.Т.), и не мог иначе, для меня любовь – это страшное мучение. Я тогда ничего не помню, и в отношении вас я очень боюсь этого. Смотрите, быть вам битой». Я тогда знала, что повода не может быть, и потому смеялась, что меня-то не придётся бить. Увы, пришлось, и очень скоро. Пришлось не по моей вине, а стараниями Сахарова и Наседкина был разбужен зверь в Сергее Александровиче», – пишет Галина Бениславская, гражданская жена Есенина, которая за несколько лет рядом с поэтом дважды подлечивалась в спецучреждении, а спустя год после его самоубийства покончила с собой на его могиле.
Примечательно, что о себе хищник часто говорит как о «типаже», «оболочке», «обертке» – то есть о чем-то пустом внутри.
«Его любимые слова о себе – «я пустой внутри». Я думала, это фигура речи, бросалась разубеждать. А он же мне прямым текстом о себе говорил, выходит».
Часто использует слова «восхищаюсь», «уважаю», «завидую белой завистью», «боготворю», «преклоняюсь». Заслышав такое, рекомендую сильно напрячься. Так выражается нарциссическая идеализация, в основе которой лежит, как прочитала у кого-то из исследователей, «завистнический фурор». Философ Кьеркегор метко называет зависть «удрученным восхищением», «неудовлетворенным самоутверждением».