Яновского передернуло.
— А как вы могли такое делать? Ведь вы сами, наверное, не хотели бы, чтобы и с вами поступили так после смерти?
Медикус усмехнулся:
— Пожалуйста. Что я буду тогда? Тлен и смрад.
— Но бессмертная душа… Она страдает…
Собеседник Михала выпил еще чарку водки и вдруг спокойно сказал:
— А вы уверены, что… душа есть?
— Да ну вас, — испугался Яновский, — этак и до костра недолго.
— Ничего, у нас теперь цивилизация, благородный пан. Не жгут, но вешают… Поймите, что даже чувства не свидетельствуют о бессмертии души. Чувств нет, все от тока крови. Бросится она в голову — человек почувствует гнев, бросится еще куда — иной результат. Так что чепуха все! Человек абсолютно такой же скот, как свинья, и отличается от нее лишь способностью разговаривать, слагать стихи да еще тем, что он бывает хуже самой худшей свиньи.
Он отложил в сторону двузубую вилку.
— Вот и осудили меня. А я не могу жить без моей земли, она мне дорога — еще одна глупость человеческой натуры. Здесь я в безопасности, здесь другое государство. Перешагну его границы — остается виселица. А здесь меня защитят.
— Знамеровский — сильный человек?
— Человек не может быть сильным. Но он может выставить шестьсот всадников цыганского войска, да еще он лидский шляхтич, у него друзья. Тут рекой льется водка, и все эти пьянчужки за него хоть в огонь. Плюс крестьяне. Так что если кто в этой местности король, то это он… Проклятый богом край безумцев и олухов.
Яновский был согласен с медикусом: мир обезумел именно в тот самый день, когда загоновая шляхта Волчанецкого отняла у него поместье. Поэтому он отодвинул от себя тарелку, налил в кружку пива и удобно уселся в глубоком мягком кресле. Медикус плюхнулся в другое, рядом, и закурил трубку.
— Кстати, как фамилия пана? — спросил разнежившийся Михал. — Я был так непочтителен… Как вас зовут?
— Никто, — равнодушно сказал эскулап. — Меня зовут Никто.
Яновский, как выяснилось, еще не перестал удивляться:
— То есть…
— А зачем вам надо это знать? Разве не я сам рядом с вами, разве нельзя меня просто называть «медикус»? Или, может, вы считаете, что имена соответствуют сути вещи или человека, которые их носят? Я знал магната Кишку, а он совсем не был похож на кишку. Даже для прямой кишки он был слишком толстым и грязным. Повстанец Дубина был единственным в мире разумным белорусом в свое время. Лев Сапега скорее похож на лисицу, и я никогда не видел ни одного Язепа, который мог бы носить титул «прекрасного». Называйте меня просто медикусом.
Он окутался облаком табачного дыма, и неожиданно из-под тяжелых век блеснули его глаза. Сказал просто и печально: