Презрение и бессилие охватило Константина.
– Да встречай ты чево хошь, но дом-то! Она суд выиграет, на себя все перепишет, а тебя вышвырнет.
Шурка смотрел на брата не отрываясь и сказал все так же ровно:
– Меня не вышвырнешь. Не за что, – и добавил, чуть улыбнувшись: – Я ж не пью.
Было в его словах столько глухой убежденности, что Коська плюнул, обозвал брата матерно, сел в машину и уехал.
* * *
Домой он вернулся будто больной. Не здороваясь, не заходя к жене, молча переоделся в халат с драконами и заперся в своей комнате.
Константин привык всегда думать только о деле, не отвлекаясь на необъяснимое и, следовательно, ненужное. И сейчас он не искал корень зла, потому что ясно видел его. Это была подпись – его ошибка, чудовищная по своей нелепости. Ошибка, которую мог совершить только глупец или, наоборот, самый опытный, разумный человек – как шофер, благополучно отъездивший всю жизнь по самым страшным дорогам, за год до пенсии попадает в какие-то по-девчачьи смешные аварии. У него в автоколонне был такой…
После той подписи все пошло наперекос, и, не будь ее, освободились бы силы и деньги, и он не разрывался бы между спасением отеческого дома и жены. А ведь ее можно было спасти, можно, на каждую хорошую клинику есть еще лучшая. Заграница, наконец, там ведь мертвых оживляют.
Хотя как тут поможешь, когда почек, считай, нет, на искусственной живет…
Он начал думать, как будет хоронить Люсю, как будет жить без нее, как объяснит дочери, что свадьбу придется отложить, и, может, надолго, хватит ли места в оградке, сколько уйдет на памятник и прочее, где занять денег… Жена болела долго, и он не стыдился таких мыслей. Даже больше – такие мысли приводили его душу в порядок, и сейчас они помогали, он успокаивался.
Но вдруг рухнуло откуда-то сверху… Шурка! Такой ли Шурка дурак, как он считал всегда? Он вспомнил ту встречу, его клоунскую солидность, кадык, немигающие выцветшие глаза – и вдруг будто ударило его: это ж я дурак, а не брат. Не его охомутала эта баба, а он ее – крышу ей крыл, лекции читал о международном положении… Ведь мстит Шурка, мстит… Мать его не любила, все шпыняла, вот он и отомстил за все. Так этого хотел, что даже пить бросил.
«Да что ж так поздно до меня доходит», – простонал он. И впервые почувствовал он себя беспомощным, почувствовал, как бежит по костям дурная истома, от которой взмокло тело под мягким халатом…
Но то бежала не истома, то бежала по проводам весть, которая довершит его несчастья.
Весть неслась по бесконечным проводам, проникла в его мраморный телефон с позолоченной трубкой и забилась звоном.