Он осмотрел свою работу, понял, что теперь она сделана, другой работы нет и надо идти домой. Константин закрыл дверцу оградки и вышел на рыжую пыльную дорогу, по которой в сенокос 1860 года брел, запинаясь о травяные кудри, старый человек. Он услышал вздохи падающих трав и спросил:
– Православные, чей это луг?
– Господ Борисовых, – ответили ему.
– Борисовский, стало быть.
– Он и есть. Чай не здешний, коль спрашивашь?
– Здешний я, только слёпой. Небо от земли различаю, а боле ничево. – Помолчав немного, он вновь заговорил: – Милые, летась я тут, на лугу Борисовском, дудку свою потерял. Ай видал кто?
Люди засмеялись:
– Не, дедушка. А на что тебе дудка-т?
– Вы, милые, зря смеетесь, то знатная дуда была. Ходили мы шестеро слёпых, я седьмый, по белу свету, я на ей песни играл, християне нам копеечку давали, хлебца. Так все и ходили: я на дуде свищу, слёпые за мной… – Медленно, боясь упасть, сел он на траву. – Бывало, сядем эдак вот, я и крычу: дядя Митяй, ты тут?! Тут, бает… А Ефим? И я тут. А дядя Миняй? Фрол, Костянька-малой – все здесь? Все!
Глядя, как выкрикивает он имена, задрав голову, косцы хохотали.
– Так беда невелика. Ребята в орешник сходят, тебе нову дудку вырежут.
– А на кой она мне таперь, – ответил странник, – нет никого. Вроде нестояща вещь была, а всех вместе держала.
Он ушел. Того слепого косцы долго помнили. А кто-то из них сочинил песенку.