Вышитое золотом восходящее солнце с пятью лучами сверкало на знаменах, словно это оно, поднимаясь из бордовых глубин, освещало зал. И в его свете камень стен горел белизной и походил на снег, такой чистый, какой бывает лишь на пиках Призрачных гор.
Подсвечники из "желтого металла" играли бликами, адаманты, украшающие практически все в зале Золотого Совета, искрились.
Особенно красиво это выглядело, если задрать голову вверх - весь потолок покрывали "королевские камни" различных размеров. Более мелкие тонкими ниточками соединяли крупные, сплетая все вместе в единый неописуемый узор, напоминающий небо Гольхеймурина - то небо, что видно лишь ночью.
- Эйнар не поддержал Мангерет! Мы рассчитывали, что у него не останется выхода, что другие короли Равнины вынудят его! Но этого не случилось!
В центре светлого зала, за столом из золотого дуба, резные ноги которого раскинулись под массивной столешницей, словно лапы гигантского хищника, собрались пятеро. Четверо по бокам, по двое, и один во главе, на кресле с высокой спинкой, что больше походило на трон. И хотя зал своим убранством больше напоминал храм, доспехи мужчин недвусмысленно выдавали в них воинов.
- И чего мы добились?! Неудачное нападение на Эрминхайд... Мы должны были посеять раздор, развязать войну! А что в итоге?! Один мертвый эрфинг Смертных!
Говоривший все это воин, что сидел последним слева, озирался на лица собравшихся, ища поддержки. Его глаза пылали страстью и нетерпением - в порыве монолога он оперся на стол локтями, дабы придать словам вес. Молодое лицо раскраснелось, ноздри жадно загребали воздух.
Воин во главе стола восседал, прикрыв глаза и расслабленно откинувшись на спинку. Руки покоились на подлокотниках, а пальцы слегка поглаживали отполированное дерево. Иссиня-черные волосы растрепанными волнами струились по плечам, стальной нагрудник с золотым узором на широкой груди равномерно вздымался, в такт дыханию. И на каждом вдохе льняная рубаха и кольчуга натягивались на плечах и предплечьях, очерчивая мышцы, могучие и гладкие, как валуны на западном берегу Энсейской бухты.
- Для чего ты все это рассказал? - не открывая глаз, произнес мужчина, короткая борода "косичкой" дернулась, "стрельнув" серебряными искрами на перехватывающей ее ленте.
Он не повысил голоса, но голос ударил в белоснежные стены, словно раскат грома. Глаза распахнулись, и воин, что смел так дерзко разговаривать, побледнел. Между лопатками побежал холодок, кольнуло в груди - он увидел бушующее пламя, что яростно рвется из глубоководной синевы. Остальные, хоть и без того опирались на спинки, и вовсе вжались в них, стремясь выйти из поля зрения обжигающе холодных глаз.