Джонатан слегка нахмурился. Она часто занимается вышивкой где?
Ах да! В руинах.
– А что именно вы вышиваете? Скажите, что бабочек.
– Совершенно верно! – Леди Грейс заулыбалась. – И цветы, и пчелок над ними. Носовые платки и тому подобное.
Ему действительно нечего было сказать на это. Ну разве что: «Да, только вот чем, черт побери, вы занимаетесь целый день?»
Но Редмонд промолчал. Потому что это было не просто нечестно. Это было бы безумием. Если английский джентльмен правильно ведет свои дела, тогда женщинам, которые его окружают, не требуется делать ничего! Вышивание. Вязание. Воспитание детей с помощью батальона служанок. Ведение домашнего хозяйства. Льстивые улыбки мужу с другой стороны стола за завтраком.
Женщине совсем ни к чему выкрадывать подвергшуюся насилию сироту, чтобы быть интересной.
Джонатан совершенно точно почувствует себя несчастным, если Томми де Баллестерос лишит его удовольствия вести бессмысленные разговоры. Это ведь привилегия знати. Они так же удобны, как кровать с пуховой периной. Они неотъемлемы от Англии, как Юнион Джек. Они всегда были частью его жизни, как песчаные дюны Суссекса, и всегда будут.
И опять же ветераны войн, возвращаясь назад в страну, теряют смысл жизни, испытывают скуку в отсутствие шума и грохота, крови и страданий на поле боя. Вполне возможно, что Томми была его полем боя в переносном смысле.
Судя по всему, мыслями Джонатан привязался к ней, и поводок был короток. И теперь навсегда, чуть что, за поводок дернут, и он опять окажется на ее стороне.
Джонатан представил, что его рука сейчас лежит на ее талии. Это было бы как танцевать с колибри: движения легкие, гибкие, податливые. А рука в его руке чувствовала бы себя в полной безопасности, а губы его так близко, совсем близко к ее губам…
Томми наверняка нравится вести в танце.
Но Редмонд бы не позволил ей этого.
Джонатан мысленно улыбнулся.
Мускулы на животе напряглись. Он непроизвольно сжал руку леди Уэрдингтон.
Она пожала ее в ответ. А потом улыбнулась так страстно, что Джонатан был обязан ответить ей такой же влюбленной улыбкой.
– Что вы думаете о детских работных домах? – неожиданно спросил он.
Леди Грейс захлопала ресницами, как будто он щелкнул пальцами у нее перед носом. И тут же глаза у нее стали огромными, румянец окрасил щеки. Она не оказалась бы в большем замешательстве, если бы вдруг он громко испортил воздух.
Конечно, Джонатан не сделал бы этого, даже если бы захотел. Он мог бы сменить тему. Он мог бы управлять разговором так же уверенно, как вести в танце.
Но он ждал.
Леди Грейс прочистила горло.